Васюганские топи (эроповесть) Часть 8
Часть 8
– Петенька, сынок, – ласково окликнула парня Пелагея Кузьминична, приоткрыв дверь кухни в столовую, – как поешь, зайди ко мне, разговор есть.
Предчувствуя, о чём пойдёт разговор, Петька с опаской оглянулся на открытое раздаточное окно, где время от времени возникала Настя с горой вымытой посуды. За весь прошедший день, он как не прикидывал, не мог решить, как отнестись к этому случаю. Кто разбил окно в бане, обломав ему весь кайф от общения с Рудниковой? Если это была вполне идиотская выходка лаборанток, Наташки и Зинки, куда не шло, а если к этому приложила свою руку Настёна... Нехотя он заглянул на кухню, не решаясь переступить порог и стараясь не натолкнуться на ненавидящий взгляд Насти, спросил мать.
– Мам, ты чего хотела?
– Поговорить с вами хотела, иди присядь, – миролюбиво пригласила Пелагея Кузьминична. Вот, думаю, сами разберётесь или мне следует каждый раз совать нос в ваши дела? И пары дней вместе не прожили, а скандал за скандалом. Вот, держи ключ от склада, бери свою подружку и ступайте разбирайтесь, но чтобы я её слёз больше не видела. А ты, царевна Несмеяна, нечего губы надувать, коли обижает, то знаешь чем его норов укротить. Раз, другой не дашь – на коленях за тобой будет ползать. У них, мужиков, две головы, одна другой глупее, вот и решай с какой проще договориться. Пошли с глаз долой! Чего бычишься, Настёна, обиду в себе держать - хуже нет. Ты девка умная, разберёшься с этим обормотом. Из такого хороший мужик получится коли с умом подойти, взбалмошный малость, но добрый и в постели, не мне тебе рассказывать.
Настя стянула с плеч халат и молча вышла вслед за Петькой из кухни. Отомкнув дверь на склад они зашли в тёмное помещение. Настя включила свет и прошла за стеллажи, присев на топчан. Петька молча опустился рядом с девушкой, не решаясь начать, лишь перебирая в руках кепку и глядя себе под ноги.
– Петь, ты моложе меня, но я живу с тобой, как со взрослым парнем. Не я тебя в постель к себе положила. У нас сразу не заладилось и я тебя прогнала. А как ты меня просил не гнать от себя! И я тебя простила, а сегодня... Что же ты его во всякую дырень совать теперь будешь. Уж к матери и сестре я тебя не ревную, но чтобы с чужими тётками шоркаться!... Чем, скажи ты мне, она лучше меня? Что я тебе не позволяла над собой творить? Объясни мне, может, я чего-то не понимаю? Одно я тебе скажу, если тебя влечёт к женщине только потрахушки, то ни одна с тобой рядом не останется на долго. Разве только мать тебя и будет терпеть, да и той сколько годков. А мне тебя ублажать, как бы тебе хотелось, тоже на фиг не сдалось. Мне надёжный мужчина нужен, чтобы любил меня, семья нужна, дети. Ты же к этому не готов, а потаскаешься с бабами и вовсе никому не будешь нужен. Так что отпусти меня, я влюбчивая дура, потом сама буду мучиться, как приросту к тебе... Чего молчишь?
– Насть, я не знаю, как быть. Переходи к нам жить. Чего тебе с ними в одной сторожке делать, а тут все свои. Мои любят тебя.
Петька обнял Настю, поцеловал её мягкие губы, прикрытые глаза, ощутив на губах слезинки в углах глаз девушки. Тяжело вздохнув, Настя расстегнула на себе рубашку, освободила за спиной лифчик и легла на топчан, опустив руки вдоль тела. Сколько ещё примирений выпадет на её долю с этим, ставшим родным для неё, легкомысленным мальчишкой, прильнувшим к её груди. Губы Петьки коснулись горошины соска, язык поиграл с ним, забрав в райский плен горячего рта. Лёгкий озноб пробежал по телу девушки, вызвав порывистый вздох. Тонкие пальцы Насти опустились на голову мальчишки, зарывшись в копне его волос. Приятное тепло разлилось по телу молодой женщины. Рука Петьки ушла под край юбки и скользнула по бедру, замерев на лобке стянутом трусиками. Сжатые ноги не пропускали настойчивые пальцы парнишки, пытающихся спуститься к промежности. Вспоминая вчерашний урок Татьяны, как следует подготовить женщину к желанному соитию, Петька опустился к ногам Насти и с некоторым усилием раздвинул сдвинутые колени подруги, целуя гладкую кожу бёдер. Нащупав прорезь в мягких валиках губ через лёгкую ткань трусиков, пальцами прочертил след к промежности и отодвинув край ткани, обнажил вход в глубину вагины. Настя оторвав голову от подушки, приподнявшись удерживала за плечи парня, пытаясь отстранить его от проникновения к влагалищу.
– Нет, милый не сейчас, не надо это делать. Я приду вечером к тебе, там ты мне хозяин, а сюда могут постучать и помешают нам. Отпусти меня, Пелагея Кузьминична, будет сердиться, она меня отправила с тобой поговорить, а всё кончилось опять этим делом... помоги мне одеться, я пойду. Настя спустила ноги с топчана, надела лифчик, позволив Петьке застегнуть его на спине, приведя себя в порядок, застегнув пуговицы на рубашке, она поднялась оправив юбку на бёдрах, встала между раздвинутых ног парня и обхватив голову Петьки прижала к себе, прошептав на ухо мальчишке:
– Не обижай, прошу тебя, свою Настю. Может, я не самая хорошая женщина, но никто кроме меня, не будет так любить тебя. Поверь мне, мальчик, главное чтобы ты это понял до того, как меня потеряешь. Она подняла Петьку с топчана и погладив его рукой по спине, подтолкнула к двери.
– Ну и славно, – увидев на себе тихий взгляд Насти, сказала Кузьминична, прижимая к груди голову своей любимицы. – Уладили и молодцы.
– Я обещала прийти нынче к нему на ночь, а он зовёт меня вовсе переселиться к вам.
– Дело надумал Петюшка, и в правду, переезжай, милая. Я ему накажу, чтобы перенёс твои вещички, а коечку мы пристроим как-нибудь.
Пелагея Кузьминична с материнской нежностью обняла Настю и поцеловала девушку, шмыгнув носом, утирая глаза концами белой косынкой.
* * *
В столовой Татьяна сама подсела к Сеньке и бросив косой взгляд на соседа тихо спросила парня:
– Нашёл?
Сенька сунул руку в карман куртки, нащупал ключ и опустил его в карман дождевика своей соседки.
– Молодец... завтра проверим.
В столовую вошли Митрохин с прибывшим мастером.
– Вот, ребята у вас новый мастер в бригаде, Стожков Виктор Сергеевич. Роман Николаевич, принимай пополнение, койку Кудряшова пусть занимает, введёшь парня в курс дела. Объяснишь наши порядки, парень холостой, принимайте в свою компанию. В правила досуга посвятите сами.
– Барышни! Чем народ кормите? – заглянул в раздаточное окно Митрохин.
– Что завезли, тем и кормим, – отозвалась из кухни заведующая, – девчонки, начинайте раздачу. А тебе, Павел Николаевич, скажу одно, хотите в щах видеть мясо, добудьте кабанчика. В лесу живём и ружья есть и охотники имеются. А пока ешьте овощные супчики и грибы вместо мяса.
Павел Николаевич поскрёб подбородок и пообещал подумать.
Чего, Паш, такая строгая. Обидел кто? – Поинтересовался супруг, глядя на суровую Пелагею Кузьминичну.
– Разговор у меня к тебе, муженёк, есть, давай выйдем на воздух, – они вышли из кухни и присели на лавку.
– О чём разговор? – спросил Митрохин жену, закуривая сигарету.
– С Петькой беда, в кои веки девчонку путную встретил, а тут твоя шалава подвернулась, с толку сбивает мальчишку. Баба она видная, и по всему видать безотказная, коли из-под отца прямиком под сына ложится.
Митрохин хмурясь покосился на жену, щурясь от сигаретного дыма.
– Что же ему Настёны мало, на тёток заглядывается, паразит? – возмутился Павел Николаевич. – однако, прыток больно сынок у нас!
– Да уж есть в кого... – вздохнула жена, помолчав продолжила.
– Рудникова, по всему видать, тебе по вкусу пришлась и делиться ей с мужиками тебе не захочется, да и она на это дело не подпишется. Поживи пока у ней, а Настёнку я к себе заберу. Будешь там за место султана, с какой захочешь, с той и спишь. Чистый гарем и бабы на выбор. Возражать, думаю, не будут. Ну да старый конь борозды не испортит. И бабы посмирнее будут, слишком бойкие подобрались. Что скажешь, Павел Николаевич? Наши игрища давно уж закончились, а желания не ушли, так и обид не будет. Переговори со своими наложницами – дело-то добровольное. Согласен, что ли?
Бросив окурок под ноги, Митрохин сдержано хмыкнул и встав со скамейки обронил:
– Как скажешь, мать. А коли с тобой или Танькой когда. ..?
– Без проблем, Павел Николаевич, ежели твоя молодуха позволит... Ну пошли, кормить буду. Митрохины зашли на кухню, где на столике уже ждал ужин начальника партии.
– Ты уж сейчас переговори, чтобы Петька перенёс вещички Настёнки, – предупредила Пелагея Кузьминична, подкладывая в гарнир куриную ногу с поджаристой корочкой, – Ешь, ешь тебе теперь много надо есть, к таким голодным собакам идёшь... – пояснила Кузьминична на удивлённый взгляд супруга.
После ужина Митрохин окликнул Рудникову, вышедшую из столовой.
– Вера Михайловна, сказать что хочу. Дюже злая моя благоверная на тебя, за Петьку, вот выселила на твою жилплощадь. Не возражаешь? Настю забирает к себе, так что на свободную койку. Да и в общагу тебе за этим делом ходить не обязательно, чтобы в Управлении поменьше говорили, – прочитав на лице своей любовницы лёгкое замешательство, добавил:
– Не сомневайся, твои лабораторные крыски нам не помеха, а будут выёживаться, мы их быстро в чувство приведём, посредством того же греха. С бабами не приходилось? Занимательное говорят занятие. Согласна, али нет?
– Что не делается, всё к лучшему, чем под разными мужиками корячиться, вселяйся Павел Николаевич, милости просим.
Через час в сторожку вошёл Петька и молча собрав Настины вещи, захватив постельное бельё вместе с матрасом, собираясь выйти за дверь услышал Наташкин ехидный голосок.
– А чего сам не вселяешься, мамка не велит? Мы бы не возражали...
– И без меня не заскучаете, – отмахнулся Петька, и скрылся за дверью.
* * *
– Где думаешь ночевать, Танюш, дома или к мужикам пойдём? – спросила Кузьминична дочь, прибираясь на кухне.
– Сеньку расстраивать не хочется, только появись мужичьё враз налипнет, ровно комарьё, не отмашешься. Может на складе с ним понежничать?
– Чего пацана приваживаешь, срок его выйдет и поминай как звали. Молод шибко для тебя, уедет, чем душу лечить станешь? Вон, новый мастер на тебя посматривает, мужик тридцатник не разменял, несемейный.
– Потому и посматривает, что несемейный, тем более из приезжих. Ключ от склада дашь?
– Возьми, – вздохнув, Пелагея Кузьминична, сняла с гвоздя злополучный ключ и положила на стол перед дочерью. – Самое время вывеску на складе обновить на дом свиданий. Если занежничаетесь, там одеялки найди. Я отца к Рудниковой отправила пожить, пусть дурь спустит, мы-то ему уже не в охотку. Жаль Полинку в том вертепе оставлять. Юрка по ней сохнет всерьёз.
– Будет тебе за всех переживать, одна не останься, – обняв мать, Татьяна взяла ключ и пошла искать Сеньку. Но искать его не пришлось, парень сам поджидал подругу невдалеке от столовой.
– Сенька! Чего прячешься стервец? – ругнула Татьяна вышедшего из-за дерева парня. Не дело тёток в темноте пугать.
– Ты в общагу собралась?
– А ты проводить хочешь? Дорогу помню, провожатые не требуются, – подначила Таня, всматриваясь в бледные черты лица парня, при слабом свете луны.
– Зачем тебе к ним? Не ходи, Танюш. Ведь мы пожениться решили, помнишь?
– А ты не забыл, что до конца сезона и разговора об этом не будет. И что менять я ничего не стану. И потом, если ты не придумал себе это всё, где нам жить? У родителей двушка, я живу в комнате с братцем, ждать когда его в армию заберут? Так и это на пару лет, а тебе ещё доучиваться целый год. Вот и прикинь во что всё выходит. Ладно, не страдай прежде времени, идём со мной, я ключ от нашего грешного счастья у матери выпросила. Или зря выпрашивала?
Сенька радостно присвистнул и попытался обнять свою подругу, но та вовремя остановила пылкого любовника.
– Не спеши, малыш, я пойду, а ты пока не сниму замок с двери, не подходи.
Когда Татьяна открыла замок, осторожно выдвинув его с накладного затвора, Сенька вынырнул из темноты и вошёл вслед за ней на склад. При включенной лампочке под потолком, высветился узкий проход между стеллажами, за которыми с утра ребята соорудили просторный мягкий лежак. Оценив преимущества удобств, Таня поблагодарила Сеньку и чмокнув того в щёку, тут же принялась стелить постель.
– Колпин, потуши свет и давай располагайся на брачном ложе. Твоя невеста почти готова. Парень поспешил выполнить указание подруги и щёлкнув выключателем вернулся на ощупь в кромешной темноте на место. Таня сидела на краю постели, стягивая с ног трикотажные чулки. Сенька сбросил с себя брюки, осмотревшись по сторонам в едва различимом сумраке, кинул их на кучу матрасов под ногами, туда же побросал оставшуюся на себе одежду.
Пока Сенька раздевался, борясь с разлившимся возбуждением в внизу живота, отчего член занял почти вертикальное положение, Татьяна приподнявшись, стянула с округлых ягодиц шёлковые трусики, скользнувшие по стройным ногам на щиколотки. Нагнувшись, она сунула их под матрас постели. Всю прочую одежду Таня положила на те же матрасы, лежащие на полу. Откинувшись на взбитую подушку, женщина устало потянулась, наблюдая за торопливыми действиями молодого любовника.
– Не спеши, малыш, мы не в общаге. У тебя уже стоит? А я хотела его поласкать, тогда тебе лучше это сделать мне, нет, милый, не руками, а языком.
– Танечка, я это никогда не делал, – опешил парень.
– Сенечка, тебе следует этому научиться – спокойным тоном наставника возразила Таня, я была в душе и кроме тебя во мне никого не было сегодня. Это тот же рот, только без зубов, а вместо языка маленький бугорок – клитор, слыхал поди? Это будет приятно не только мне, но и твоей будущей жене или любой другой, кто будет с тобой когда-нибудь. Всем женщинам это нравится, разве что ханжам... Ни одна баба тебе не откажет после такой ласки. Дай я тебя поцелую.
Таня потянулась к Сеньке и прильнула к его губам долгим поцелуем, протолкнув ему в рот свой язык. Наигравшись языками, Таня откинулась на подушку и надавила на плечи Сеньки, увлекая его к слегка обросшему лобку. Парень склонился к промежности, коснувшись пальцами прорези наружных губ. Пряный аромат чистого тела женщины разлился в воздухе, обдав его влажным теплом. Сенька высунул кончик языка и скользнул им по открывшимся полным губам вагины. Язык мальчишки лёг на тонкие губки, скрывающие бугорок в устье вагины. Он втянул губами набухшую горошинку, чем вызвал короткий вздох Татьяны. Исследуя открывшуюся полость, Сенька млел от соприкосновения с мягкой увлажнённой вагиной во всех её уголках, помогая при этом пальцами руки, вводя их по одному во влагалище Тани. Она всё чаще вздрагивала от погружения их в себя, учащённо дыша. Девушка положила руку на голову Сеньки, прижимая её к горячей промежности, постанывая, сжимая в ладони свою грудь с затвердевшими холмиками сосков. Волна возбуждения в глубине промежности постепенно разрасталась горячим теплом в теле Татьяны. ..
Прошло время и Таня обеспокоено потрясла Сеньку за плечо.
– Сеня, малыш, не спи. Нам уже пора. Тебя Роман Николаевич, поди, хватился. Собирайся, горе ты моё. Наскоро одевшись, молодые люди поспешили выйти из сарая в таёжную ночную прохладу. Дойдя до общаги они расстались и Татьяна, кутаясь в грубый дождевик, поспешила домой.
* * *
Дверь в избу была закрыта и ей пришлось постучать в окошко. За окном мелькнула физиономия брата.
– Думал, что не придёшь, что так поздно? Спросил Петька, открывая засов в двери.
– Прости, что разбудила, Петюнь.
– Ты из общаги, наверное, загоняли твою бедняжку? – посочувствовал брат, коснувшись лобка сестры.
– Со своим ухажером развлекалась, а на деле его развлекала, только распалил тётку,. .. Н
е будь Настюхи, с тобой бы непременно подправила здоровье. Может здесь, в коридоре, сестру утешишь?
– Настёнка не спит, сейчас высунется. Понимаешь, только хотел её в попу, она заартачилась, ну не в какую не даёт, может посодействуешь снохе? Попросил Петька, – а потом я тебя... она не обидится.
– Групповуха, милый братец, дело нехорошее, но приятное, нам такая родственница просто необходима.
Настя, прикрывшись одеялом, сидела на койке, подогнув под себя ноги. Улыбнувшись вошедшей девушке, она смущённо опустила глаза, поправляя накинутое одеяло на голые колени.
– Не помешала? – деликатно осведомилась Татьяна у Насти, скрывшись у себя за занавеской.
– Нет, конечно, – успокоила Настёна, – в самый раз, а то Петя опять своими экспериментами решил заняться.
– Что-то новенькое придумал, пройдоха? – делано изумилась Танюша за занавеской.
Ему, извращенцу, традиционные позы надоели, так сзади норовит пристроиться, – возмущённо пояснила девушка, – А моя попа для этого не годится.
Татьяна отдёрнула штору и улыбаясь подошла к ребятам, на ней не было одежды и луна мягкими бликами скользила по плечам, груди молодой женщины. В руке она держала стеклянную баночку. Присев рядом с Настей она обняла девушку за талию, отбросив с неё одеяло и повернув её лицо к себе нежно поцеловала податливые губы Насти. Петька устроился на стуле, расслаблено наблюдая непривычную картину отношений двух любимых им женщин. Таня опрокинула девушку на подушку и спустилась ниже, поочерёдно целуя ровные округлости девичьей груди, пощипывая твердеющие тёмные соски Насти. Парень с интересом разглядывал женщин, лежащих перед ним, дарящих друг другу нежность. Рука Татьяны слегка коснулась колен подруги и они послушно раздвинулись, освободив доступ к промежности. Татьяна склонилась над ней и поцеловала бороздку пухлых наружных губ девушки, растёртых Петькиными стараниями. Слегка вздрогнув от прикосновения языка к клитору, Настя попыталась удержать подругу, но та продолжала летать язычком по стенкам вагины, приводя в трепет свою партнёршу. Стон вырвался из приоткрытых губ Насти. Дыхание стало сбивчивым и постепенно переросло в тихое постанывание.
– Танька, точно лесбиянка, – хмыкнул про себя Петька, всё более возбуждаясь, глядя на подруг. А Настя-то хороша со своим традиционными позами!... – на глаза ему попалась баночка с каким-то снадобьем, принесенная сестрой, с весьма приятным запахом. Не раздумывая, Петька зачерпнув пальцем прохладную мазь провёл им по вздыбившемуся члену. Но пока он был занят своим орудием, диспозиция участников этой незапланированной оргии несколько изменилась. Теперь на спине лежала уже Татьяна, а над ней, стоя на четвереньках, упершись перед собой руками, нависла Настя, покусывая соски Тани. Петька не преминул поспешить присоединиться к ним, приобняв круглые ягодички своей Настеньки, расцеловав их и проведя остатками мази по прорези между ними. Втянув носом аромат жарких тел своих женщин, с добавкой свежести крема на члене, он приставив свой стержень в предполагаемую звёздочку, со всей дури вдвинул свой инструмент. Находилось ли во рту у Насти на этот момент что-либо, можно было понять по дикому вскрику сначала Насти, и тут же визгнула Танька. Но процесс погружения в анальный проход прервать ему уже не представлялось возможным. Расширенные, слезящиеся глаза, молящее завывание девушки, не могло остановить младшего Митрохина. Достигнув предела погружения, Петька замер на время и под жалобный стон Насти отравился в обратный путь, преодолевая тесноту прохода. Татьяна, осознав, что произошло, возмущённо лягнула ногой братца, но удержала при этом Настю, обхватив ту за плечи.
– Потерпи, маленькая, сейчас пройдёт. Дай дураку закончить. Не плачь, милая. Это по началу только больно. Не спеши, оболтус, ей же и так не хорошо! Давай передышку девочке. После непродолжительных фрикций, произведённых Петькой, в глубину узкого прохода Насти, разлившийся оргазм в который раз за ночь настиг его, вызвав хриплый стон, из открытого рта малолетнего насильника. Поцеловав ягодицы своей мученицы, он вытянул из неё своё опусташённое орудие и откинувшись на спинку кровати, с блаженной улыбкой на губах, затих под всхлипывания Насти, упавшей на грудь подруги.
– Ты ведь мог порвать ей всё своей оглоблей, идиот! – воскликнула Татьяна, погрозив брату кулаком.
– Так я с этим... – ткнув пальцем в баночку мази, оправдался Петька.
– Я сейчас тебе засуну в задницу кулак... с этим, – подхватила сестра его отмазку.
– Что же тебе Настюш на придурков как везёт, – сочувственно обратилась она к подруге, поглаживая её по голове.
– Иди на мою койку с глаз долой, кретин, Насти до утра отлежаться надо.
Татьяна достала пальцем побольше мази и раздвинув ягодицы девушки, осторожно обвела растянутый анус. Уложив Настю под одеяло, она поцеловала её и скрылась у себя за занавеской.
– Подвинься, недоумок, нашёл на ком похабничать – извращуга. Оглоблю свою не сломал? Дай посмотрю. Узнаю, кому кроме нас с Настёной и мамкой попробуешь засунуть, сама отломаю.
Первые лучи солнца упали на штору, за которой спали обнявшись брат с сестрой. Настя, щурясь на настенные ходики, потянулась, ощутив лёгкое жжение в промежности и поморщившись осторожно села, спустив ноги на пол. Пора собираться на работу. Пелагея Кузьминична, наверное, ждёт их с Полиной. Не стоит её сердить. Девушка оделась и заглянув за занавеску к Татьяне, тихо вышла за дверь.
* * *
День обещал быть солнечным и по летнему тёплым. Полинка вышла из сторожки, наспех накинув на плечи вязаную кофту и петляя по тропке, заросшей травой, устремилась к столовой.
– Выспалась называется, – вспоминала она подробности минувшей ночи. – Лучше бы в общаге переночевала, там хотя бы удовольствие какое-то перепало, а тут эти лабораторные шалавы всю ночь на сменку лазали в митрохинскую койку. Откуда у этого старого кобеля только силы берутся!?
Рудникова, та поначалу, рявкнула на сестёр, чтобы дрыхли и не ворочались. Зато через часок своих усердий с Павлом Николаевичем, не выдержав накатывающих у себя оргазмов, сама окликнула Наталью и освободила место в койке Митрохина, предупредив её сестру дожидаться своей очереди, коли понадобится. Речь о Полине вовсе не шла. Сёстры сами управились. Часов до трёх не прекращался скрип койки под ними. Рудникова, перепоручив своего жильца лаборанткам, под предлогом необходимости выспаться перед началом рабочего дня, спокойно почивала сном праведника, исполнившего свой долг благодарной сожительницы.
На кухне помощниц встретила Кузьминична. С первого взгляда на Настю, заведующая сокрушённо покачав головой промолвила:
– Беременные, дочка, ровнее ходят. В какое место он тебя так развлекал, всякому видать. Как же ты ему далась, этому супостату?
– Танюшка помогла, да я на неё не в обиде... не в этот, так в другой раз добрался бы. Слишком молод, всего хочется побольше и сразу. Может, скорее отвяжется коли надоем, только привыкнуть боюсь к нему и к его подвигам...
– Ты уж потерпи, милая, глядишь, дурь сойдёт со временем. А паспорт получит, я вас тут же поженю, а там и родить не страшно, я всегда пособлю.
На вошедшую за Настей Полину, Пелагея Кузьминична бросила внимательный взгляд.
Чего кислая, Поля? Али на подхвате тебя определили? – посочувствовала заведующая.
– Слава богу не дошло, но театр этот, чуть не до утра гастролировал. – отчиталась Полина, – прямо, как по Чехову «Милый дедушка, Константин Макарович, сделай божескую милость возьми меня отсюда домой, нету никакой моей возможности, а то помру». Ненасытные они какие-то. Ей богу, в общагу подамся.
Пелагея Кузьминична горестно вздохнула, присев на табуретку
– Разве что на койку к Насте или к Таньке. Так та тебя ещё каким-нибудь глупостям научит. Ладно, к вечеру, глядишь, что и придумаем.
Встав с табурета, она степенно прошествовала к плите и уперев кулаки в полные бока обратилась к девчонкам:
– Вот что, сексуальные рабыни, принимайтесь за дело. Настёна, как самая пострадавшая от мужского пола, нынче у нас легкотрудница. Хочешь сидя, хочешь стоя, готовь обед, а мы с Полинкой возьмёмся за завтрак.
Растапливая плиту, Пелагея Кузьминична, вспомнила прошедшую ночь. Задержавшись под вечер на кухне и решив не мешать своим присутствием Петьке с Настей, она отправилась в общагу. Там всё шло своим чередом, мужики обмывали приезд нового члена бригады – Стожкова Виктора, оказавшегося именинником в этот день. Застолье подходило к завершению и среди пустых бутылок, низко опустив голову, сидел сам виновник торжества. Подняв голову на вошедшую Пелагею Кузьминичну, растерянно оглядевшись по сторонам, Виктор удивился на отсутствие собутыльников, разошедшихся по своим койкам и с усмешкой пожав плечами произнёс:
– Окончен бал, потухли свечи... даже угостить Вас нечем, Пелагея Кузьминична. А у меня сегодня день рождения, дорогая гостья, и мне жутко стыдно перед Вами.
– Ну нечем и обойдусь. Давай я тебя спать уложу, зря что ли пришла, ты иди за ту занавеску, а я приберусь на столе и приду если не заснёшь без меня.
Взбодрившись от подобного известия, Виктор удивлёно произнёс:
– Могу ли я Ваше предложение считать подарком для именинника?
– Тебя что-то не устраивает парень, так считай я тебе ничего не говорила, а ты, само собой, ничего не слышал.
– Простите меня великодушно дорогая, Пелагея Кузьминична, если я Вас обидел своим пренебрежением, – в хмельном кураже изъяснился Стожков, – но мне нравится Ваша дочь – Татьяна Николаевна.
– Ну мне это знать без интереса, Виктор Сергеевич, об этом ты ей сам говори. Мы здесь живём по-простому – одного любишь, с другими спишь. И потом, должна мать знать, кто к её дочери подкатывает? Она у меня женщина с претензиями.
– Понимаю, право на допуск... – вставая со скамьи и неуверенной походкой направляясь к указанной койке за белой простынёй, – непременно оправдаю...
– Давай, зятёк, оправдывай милый, – улыбнулась Пелагея Кузьминична, глядя на молодого мастера, скрывшегося за пологом. Побросав в ведро остатки пиршества, прибрав на столе нехитрую сервировку из алюминиевой посуды, хозяйка прошла за занавеску к Виктору. Тот сидел на койке, придерживаясь за её спинку. Стянутые с ног сапоги стояли поодаль, всё остальное он не решался снять.
– Нет, милок, я хоть и обещала тебя уложить спать, но раздевать не обещала, ты уж сам как-нибудь управляйся, – категорично заявила Пелагея Кузьминична. Расстегнув на себе кофту, положила её на прикроватную тумбочку, приподняв широкую юбку, принялась за чулки. Взглянув при этом на Виктора, который скинув с плеч лямки комбинезона, стягивал через голову рубашку, усмехнулась и помогла протолкнуть её через не расстёгнутый ворот рубашки. Когда всё было закончено и они лежали под одеялом, Пелагея Кузьминична, поразилась тому, что она ожидала принять в себя на сон грядущий. Петькин ствол был весьма скромен в сравнении с увиденным сооружением столь щуплого на вид мужчины. Почти три её кулачка умещались на его члене, не позволяя сомкнуть пальцы в обхвате.
– Ты его никак в сапог заправляешь, милок? – Обомлела Кузьминична, откинув одеялку, желая убедиться собственными глазами, что обнаружила на ощупь в темноте. – От коняки что ли пришил, баловник? Досталось, видать, бабёнкам от такого хозяйства. Жена-то была у тебя когда-нибудь или на смерть замучил бабу?
– Невестой ещё сбежала, – хмуро поведал обладатель редкого мужского достоинства.
– И осудить язык не повернётся, – призналась Кузьминична, поглаживая рукой живую махину, ощущая как она подрагивает, наливаясь и твердея под лаской женщины.
– Пелагея Кузьминична, Вы только дочери не говорите, про меня. Она ко мне на выстрел не подойдёт. Побоится, да и я не смогу сдержаться, она вся такая чудесная...
– Ты, поганец, с женщиной в постели лежишь, а разговору только о Татьянке. Этак мы с тобой до утра о ней пробеседуем, – возмутилась Пелагея Кузьминична, принимаясь за дело. А про себя решила, что непременно сведёт дочь с этим застенчивым угодником женских сердец и того, что так влечёт всех мужиков, но прежде сама опробует это чудо.
И всё же она пожалела, что не оказалось при ней столь необходимой баночки вазелина, на случай необходимости, при желании мужчины, проникнуть в плотную прорезь белоснежных ягодиц, чтобы не подвергать себя излишним мучениям, но этот парень не пойдёт на такое варварство без её согласия. Пусть обойдётся довольно широким влагалищем и его соками, которые и без того уже накопились в вагине, готовые излиться в любую минуту наружу.
– Ты уж не спеши, Витя, понемногу входи, дай мне самой принять его без боли. А там поглядим, как пойдёт. Чтобы без крика обошлось, нам тут зрители ни к чему. Знала бы какой он у тебя – другое место нашла бы, хоть в лесу, там себя сдерживать нет нужды, хоть оборись на приволье...
Но для верности, Пелагея Кузьминична, сколь смогла, протолкнула головку, до самой глотки, но тут же снялась с блестящего от слюны члена, закашлявшись со слезами на глазах. Утерев лицо о подушку, женщина лёжа на спине, развела ноги и замерла в ожидании неизбежного. Нагнувшись над ней, Виктор припал губами к затвердевшим соскам на груди Кузьминичны, перехватывая их поочерёдно и слегка прикусывая, вызывая короткое посапывание Пелагеи. Приподнявшись, он пригнул возбуждённый член к влажным валикам больших губ и едва усилив напор, спустил головку книзу вагины, остановившись у входа во влагалище. Удерживая руками голени ног женщины, Виктор медленно начал движение в открывшейся вход влажного спуска в глубину влагалища. Пелагея Кузьминична ощутила постепенное растягивание ребристых стенок горячего прохода, всё более увеличивающуюся заполненность отвердевшим членом, стремящимся к финалу погружения. Усилия, сдержать себя, чтобы не выкрикнуть натужным голосом требование о приостановке муки, не остановили мужчину. Он продолжал спуск, пока головка не упёрлась в матку влагалища и это был ещё не финал. Закушенные губы и гневный взгляд Кузьминичны, отрезвили пыл молодого любовника и дав передохнуть своей партнёрше он возвратился к исходному положению, её руки в последний миг удержали Виктора от выхода из манящей глубины и это было разрешением на повторные фрикции в её возбуждённую плоть. Неоднократные погружения Виктора возымели желанный эффект в его любовнице, в результате чего последовали один за другим глубокие оргазмы, никогда ранее не испытанные от одного любовника за одно совокупление. Обняв за плечи Виктора, Пелагея Кузьминична с придыханием прошептала просьбу своему партнёру
– Витюша, нет больше сил, кончай скорее милый, и поймав машонку парня сжала её в кулаке, чтобы ускорить финал. В момент извержения мужской спермы в пространство усталого влагалища, она лишь успела зажать ладонью Виктору рот, чтобы не огласить воем комнату спящих мужчин. Лишь гулкий рёв пронёсся через плотно сжатые зубы мужчины. Они долго лежали, тесно прижавшись друг к другу, отходя от напряжения в груди, тяжело дыша. Успокоившись, Пелагея Кузьминична тихо поведала своему любовнику:
– Ты, Витюша, к нашим девкам особо не льни, разворотишь им все внутренности, после тебя они никому не будут нужны, а я тебе смогу помочь при необходимости, но изредка и не здесь, слишком людно. Жаль, что раньше с тобой не случилось повстречаться, непременно бы порадовала себя тобой, родненький мой, – она нежно обцеловала лицо мужчины, благодарно потрепав его шевелюру, – иди с богом, мой хороший к себе, время поспать не остаётся. Обычно я сплю у Романа Николаевича, так что не говори никому, что у нас было с тобой нынче. И в будни не ложись со мной при людях, у них свистульки, ни как у тебя. Тебе хоть понравилось со мной... ну ладно и так вижу. Спасибо тебе, сынок, развлёк тётку на старости лет.
Продолжение следует