Хроники Марины - 11. Долгая дорога домой

Электричка уехала, оставив почти пустой перрон. Немногие провожающие потянулись к своим дачам. А я осталась одна – одинешенька.

В такие передряги я еще не попадала: из одежды на мне только босоножки и блузка, ненамного ниже пупка. Без юбки, без трусов. Одна, на незнакомой станции. До дома километров двадцать, не меньше. Есть деньги, но толку с них? Да, их хватило бы с запасом, чтобы на такси доехать домой, но в таким виде на такси – гм… Так что этот вариант отпадает.

Мелькнула мысль, что в дачном поселке наверняка есть магазин, но в полуголом виде туда не сунешься. Так что купить что – то из одежды не получится.

А если… блин, был бы на мне лифчик, можно было бы блузку на бедрах как – то закрепить. Но с открытой грудью тоже как – то не тянет идти в поселок.

Придется идти пешком домой. Благо, что не заблужусь: можно ориентироваться по железнодорожным путям. Плохо только, что день клонится к вечеру. Успею ли? А то по незнакомому лесу, ночью, да еще полуголой – как – то не очень…

Оказалось, что все не так просто, как я думала: по асфальтовой дороге не очень – то пойдешь: периодически по ней проезжали машины. Дважды я успела спрятаться, а в третий раз мне пришлось убегать: меня заметили молодые парни, ехавшие в иномарке, еще и догнать пытались. Дальше я пошла по лесу, в стороне от дороги, где постоянно приходилось перелазить через поваленные деревья.

Но, оказалось, и это не все: вскоре лес расступился, и я оказалась на краю поля. Идти по полю я не рискнула: меня будет видно издалека, а трава слишком низкая, чтобы в случае опасности пытаться в ней укрыться.

Пришлось выходить поближе к железной дороге и там пробираться под прикрытием кустарника. Только я миновала поле и вошла снова в лес, как увидела крыши домов. Село, этого мне только не хватало. Вдоль железной дороги тут не проскочить. Пришлось уходить от железной дороги подальше, пробираясь по лесополосе между полем и селом. Да, с такими темпами мне не двадцать, а все тридцать, а то и сорок километров придется идти.

Наконец – то село закончилось, но тут я наткнулась на футбольное поле, где подростки играли в футбол. Меня не заметили только потому, что все были увлечены игрой.

Снова обходить? А если… да, воровать плохо. Очень плохо. Но если бы мне удалось стянуть треники, хоть какие – нибудь, я смогла бы спокойно выйти к станции, и дальше поехать в электричке. Плевать, что блузка и треники не сочетаются. Зато тогда скоро буду дома!

Возле скамеек, на которых лежали вещи игроков, рос огромный кустарник. Вот к нему – то я и пробралась. И начала красться поближе к скамейкам.

Я уже была совсем рядом со скамейкой, и начала присматривать, что из спортивок украсть, и тут мяч, отбитый кем – то из игроков, чуть не попал в меня, но, зацепившись за ветку, упал неподалеку. От неожиданности я присела. И тут же к мячу подбежал какой – то пацан, поднял мяч, и вдруг увидел меня.

– Ты что тут делаешь? – спросил он.

От неожиданности я даже не нашла что ответить, только испуганно смотрела на него. Но он сам нашел для себя ответ:

– Ну да, сцышь…

И тут же, забыв про меня, убежал играть дальше. Понятно, что повторять попытку кражи я не рискнула, а убралась подальше от футбольного поля.

Солнце начало заходить за горизонт, когда я наконец – то обошла деревню, но до дома не было пройдено и половины пути.

Неужели придется ночевать в лесу? Или брести по ночному, незнакомому лесу? – перспектива не из веселых. Был бы хоть хвойный лес, можно было бы найти подходящую ель, у которой ветки опускаются почти до земли, и переночевать там, как под шатром. Но вокруг, как назло, были лиственные деревья. Поэтому я продолжала упрямо идти в сторону своего города. Одно радовало: поскольку периодически доносился шум от поездов, я знала, что не заблудилась.

Начали сгущаться сумерки, а до дома было по – прежнему далеко. Мне ничего не оставалось, как идти дальше. И тут я снова увидела забор. Неужели еще одно село? Да сколько можно? С такими темпами, мне вместо двадцати, все сто километров придется идти.

У села ночевать полуголой опасно: могут увидеть… И украсть что – нибудь из одежды тоже опасно: в каждом селе полно собак, учуют быстро.

Предельно осторожно я начала приближаться к забору, и вскоре увидела, что это не обычный сельский забор, а более капитальный. Бетонный, с какими – то завитками. Почему – то у меня возникла ассоциация с заборами возле пионерских лагерей (помните, были такие?), или санаториев.

Чем ближе я подходила, тем больше видела следы запустения: забор растрескался, а во многих местах и совсем завалился. Так и есть, я наткнулась на заброшенный пионерский лагерь.

Интересно, сторож тут есть? Маловероятно, конечно, но мало ли… Я осторожно пошла вдоль забора, пока не увидела асфальтовую дорогу, сквозь трещины в которой обильно поросла трава. Дорога упиралась в ворота, точнее то, что от них осталось. Рядом с воротами была небольшая будка, которую давно разломали, в ее стенах зияли пробитые дыры, а окна зияли провалами окон без рам. Судя по всему, здесь давно никто не появлялся, а все что можно было выкрутить, отломать – все давно было украдено.

Ну что же, можно попытаться найти здесь укромный закуток, где переночевать.

Ощущая себя в полной безопасности, я из озорства вошла на территорию бывшего пионерлагеря не через пролом в заборе, а по главной аллее. Всюду была тишина и полное запустение. Вот и домики для пионеров: от дверей и оконных рам здесь осталось только воспоминание. Внезапно лес расступился, и я вышла на большую поляну, на которой когда – то проводились пионерские линейки. В центе виднелась трибуна, на которой когда – то местное начальство принимало парады пионеров, а дальше виднелись остатки домиков, в которых жили те самые пионеры. Всюду виднелось запустение, но на меня вдруг накатила волна озорства, и я пошла дальше, изображая, как когда – то тут маршировали пионер

ы. Только с той разницей, что ниже пояса я была голая. Чеканя шаг, я прошла мимо домиков, мимо трибуны.

Как же хочется поласкать себя… Стараясь идти маршевым шагом, я представляла, как это выглядит со стороны, и возбудилась еще больше. Промаршировав к трибуне, я рассмотрела рисунки: вся трибуна была разрисована, и, надо сказать, умело разрисована. Но все рисунки были на эротические темы: вот силуэт девушки, сосущей член, а рядом изображена девушка, которая стоит на четвереньках, во рту у нее член, а сзади ее наяривает негр с огромным членом. И еще множество рисунков, больших и маленьких, и на всех секс.

Все, терпеть дальше нет ни сил, ни желания. Я уселась голой попкой прямо на трибуну, раздвинула ноги и начала себя ласкать, рассматривая рисунки. В этот момент мне больше всего хотелось оказаться на месте нарисованной девушки, чтобы меня трахали во все дыры в два, а то и в три члена сразу. Сладкая истома охватила все мое тело. Оргазм приближался, мне хотелось продолжать бесконечно, и только краешком сознания я контролировала окружающую меня площадку. Оргазм все ближе и ближе…

И тут до меня донесся лай собак. Я замерла прислушиваясь. Лай раздавался все ближе и ближе. Только я успела спрятаться за трибуной, как увидела, что из зарослей, по тропинке появились три дворняги, а следом за ними появилось двое бомжей, тащащих тележку, груженную какими – то коробками и связанными картонками. Они не спеша направлялись в мою сторону.

Что же делать? – я лихорадочно искала путь к спасению. От бомжей есть шанс спрятаться, а вот собаки… Собаки наверняка меня догонят.

Попытаться убежать? – до зарослей далековато… Да, бомжи, даже если и погонятся за мной, то я успею убежать… Но опять – таки собаки…

Я затравленно оглянулась вокруг. Большинство домиков, точнее то, что от них осталось, находятся по бокам от пионерской линейки, а до них открыток пространство – не проскочить незамеченной.

А вот сзади меня, неподалеку, каменный дом. Крыша местами прохудилась, вместо оконных рам – проемы, заколоченные фанерой, перекошенная дверь. Похоже, тут располагалось местное начальство. Этот дом – был мой единственный шанс. Пригнувшись как можно ниже, используя трибуну как прикрытие, я кинулась к домику. Неужели спасена?!

Бомжи меня не заметили. А вот собаки… Только я протиснулась сквозь дверь, собаки подняли лай, и кинулись за мной.

Оказавшись в доме, я оглянулась по сторонам. Теперь мне стало понятно, почему бомжи шли именно сюда: судя по всему, у них тут была ночлежка. В самой большой комнате, по углам было сделано два лежака, для которых использовался картон и какое – то тряпье, а в центре комнаты, прямо на полу – кострище.

Времени у меня оставалось совсем мало. Я быстро заглянула в остальные комнаты, надеясь увидеть вторую дверь, ведущую на улицу, или, в крайнем случае оконный проем, но увы, второй двери не было, а окна были заколочены фанерой и картоном. Времени на то, чтобы выбраться из дома, совсем не оставалось. Неужели попалась? И тут я заметила в углу трухлявую деревянную лестницу, ведущую на чердак.

Одна из собак уже протискивалась в дом, когда я взобралась по лестнице, и оказалась на чердаке. Через несколько минут собаки собрались возле лестницы, и начали лаять, но подняться по лестнице они не могли. А мне ничего другого не оставалось, как забиться в дальний угол захламленного чердака.

Вскоре в дом зашли те самые бомжи, которых я видела.

– На кого это собаки лают?

– Да какая разница? Может крыса на чердаке, может белка какая – нибудь.

– Надо бы посмотреть…

– Да какая разница? Если хочешь лезть – твое дело, только шею не сверни себе, а то лестница совсем трухлявая.

– Я осторожно…

Примерно такой разговор я услышала, если перевести его на литературный язык. В самом деле в разговоре матов было больше, чем нормальных слов.

Тем временем, одни из бомжей, самый любопытный, начал подниматься по лестнице. Я затравленно сжалась в комочек, ведь деться мне было некуда, и меня вот – вот обнаружат.

Слышен был скрип досок, вот уже из люка показалась мятая, бесформенная, полинявшая шляпа… Все, попала! И тут раздался грохот, а затем громкая брань. Трухлявые доски лестницы не выдержали вес бомжа, и он свалился вниз.

На какое – то время я была в безопасности. У бомжей пропало всякое желание лезть на чердак.

Пора бы найти путь к отступлению. Но увы, было только два пути к спасению, и оба непригодные: вниз, через люк, в комнату, где сидели бомжи, или через маленькое оконце на чердаке. Но оно было очень маленькое, а когда я, стараясь не шуметь, выглянула, то поняла, что если и пролезу в него, то при попытке спуститься, можно переломать ноги. Даже, если бы мне и удалось спуститься, то собаки меня непременно учуют. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как сидеть на чердаке, надеясь, что бомжи отдохнут и уйдут.

Увы, надежде не удалось сбыться. Не буду пересказывать всего, но бомжи остались внизу на ночлег. Сначала они пили что – то из аптечных пузырьков, закусывая черствым, заплесневевшим хлебом и ливерной колбасой, потом о чем – то спорили, несколько раз их споры чуть не переросли в драку, и, наконец, они заснули.

Эта ночь мне казалась бесконечной. Даже, когда бомжи захрапели, я боялась шевельнуться, чтобы не выдать себя неосторожным движением. Постепенно начало светать. Когда бомжи начали просыпаться, я больше всего боялась, что они затеют завтрак – мой мочевой пузырь был переполнен, а пописать было опасно, ведь меня могли бы сразу обнаружить.

Обошлось… Наскоро собравшись, бомжи ушли по своим делам.

Растрепанная, не умытая, голодная, добравшись до леса, я продолжила свой путь, а через час – полтора я с удивлением узнала знакомые места. Получается, если бы я не застряла в заброшенном пионерском лагере, то могла бы уже ночью добраться до дома.

Найти тайник с запасной одеждой было делом техники, и к полудню уже была дома.