Обновление смыслов. Часть 5
А Заяц, между тем, безучастно выслушав, как Архип рассказал Баклану о его позоре, теперь так же безучастно ждал решения своей участи, тупо переживая свой невольный стриптиз как составную часть этого самого позора, – член Зайца почти опал и уже не выглядел так возбуждающе, как несколько минут назад... сожалеть о случившемся было поздно: то, что случилось, уже случилось, и думать об этом случившемся Зайцу было невмоготу – Заяц, глядя в сторону, тупо ждал, когда всё это закончится... Собственно, ничего позорного в мастурбации не было и быть не могло – наоборот, мастурбация как форма естественной саморегуляции половой функции при отсутствии партнёрши или партнёра является прекрасным вариантом сексуальной разрядки, и в этом смысле она не только полезна, а даже необходима, и сегодня многие, кто поумнее и поначитаннее, о такой роли мастурбации отлично осведомлены, но... многие ли даже сегодня, наверняка зная о том, что мастурбация является одной из форм человеческой сексуальности и в качестве таковой не наносит никакого экологического ущерба окружающей среде в лице менее образованных современников, способны спокойно признаваться друзьям – товарищам, что они накануне перед сном классно подрочили – кончили в свой собственный кулак? То – то и оно... "танцевали" в роте все без исключения, урывая для этого время и место: кто – то дрочил раз в две недели, а кто – то это делал через день, и рядовой Заяц в этом смысле от других парней, облаченных в армейский камуфляж, совершенно ничем не отличался, но ему, Зайцу, не повезло – он попался, и теперь все, на этом не попавшиеся, могли смеяться над ним и клеймить его как "онаниста" и "самолюба"... приятного было мало! А что было делать? Заяц, в течение этого получаса переживший сначала ужас, затем страх и стыд, теперь ожидал решения своей участи без всякого внутреннего волнения – ожидал безучастно и совершенно тупо... вообще – то, уходя в армию, в глубине души Дима Заяц боялся, что его будут бить – не за что – то конкретное, а потому, что в армии так положено, но теперь даже этот страх как – то невольно притупился и съёжился... в конце концов, не убьют же его за это! Пусть это стыдно... пусть даже позорно! Но ведь он никому никакого ущерба своей дрочкой не нанёс... за что его убивать? А что могли ещё сделать ему эти старослужащие? Заставить всю ночь драить грёбаные писсуары? Приказать делать другую работу? Что – то для них постирать – погладить?. . Наверное, они могли его сейчас просто избить – поскольку он теперь "онанист", но даже это – самое страшное! – можно, в принципе, перетерпеть... об одном Заяц не думал совершенно – о том, что эти сильные, уверенные в себе парни, парни – старослужащие, перед которыми он стоял с возбуждающе расстёгнутыми штанами, пользуясь т а к и м подвернувшимся случаем, могут его, бесправного салабона, в пустой, погруженной в ночь казарме банально изнасиловать, или, как до сих пор ещё говорят представители местной флоры в удалённых от жизни микрорайонах, "защеканить" и "продырявить", – мысль о таком "наказании" рядовому Зайцу в голову не приходила...
А между тем, казарма была пуста, и была уже ночь – то время суток, когда потребность в сексе ощущается сильнее, а желание секса становится вожделеннее... где – то сейчас скрипели пружины, слышались сладкие вздохи и стоны – где – то парни долбили бикс, в жарких "ракушках" мочаля свои "початки", а здесь, в туалете казармы, двое парней смотрели на третьего, с каждой секундой осознавая, кем этот третий, покорно стоящий с распахнутыми штанами, может на эту ночь для них стать – здесь и сейчас...
– Короче, Санёк... что делать с ним будем? – Архип, говоря это, непроизвольно скользнул взглядом по ширинке стоящего в трёх шагах от него Баклана... то есть, он сделал это – посмотрел на ширинку Баклана – совершенно непреднамеренно, и вместе с тем у этого мимолётного взгляда была своя железная логика, – брюки Баклана в районе ширинки заметно бугрились, плавной дугой выпирали вперёд, и Архип, мысленно это отметив, нисколько этому не удивился – он воспринял это как должное, потому что у него самого брюки в районе ширинки под напором стремительно твердеющего члена тоже начинали видимо вздыматься – подниматься – топорщиться.
– А чего нам с ним делать? – отозвался Баклан, делая шаг вперёд. – Для начала пусть нам расскажет, кого он здесь мысленно трахал – натягивал – на кого он, бля, здесь дрочил...
– Слышал? – Архип, всё это время державший Зайца сзади за шею, чтоб контролировать ситуацию, несильно сжал пальцы. – Давай, бля, рассказывай... не стесняйся! Нам торопиться некуда – слушать будем внимательно...
Заяц, по – прежнему глядя в сторону – не отрывая глаза от пола, коротко дёрнул – качнул головой, то ли желая освободиться от цепко сжимавших пальцев Архипа, то ли таким движением головы давая понять, что рассказывать он ничего не будет, – дёрнув – качнув головой, Заяц одновременно с этим вновь попытался спрятать своё хозяйство в штаны, но и эта попытка тоже не возымела успеха.
– Хуля ты дёргаешься, солдат? – Архип, с силой сжимая, сдавливая пальцами шею Зайца, тут же другой рукой – ребром ладони – рубанул по рукам Зайца сверху вниз. – Я же сказал тебе... понятно, бля, сказал: стой спокойно! Или ты думаешь, что мы шутим?
Они, Заяц и Архип, стояли в центре неширокого прохода, по одну сторону которого была облицованная серым кафелем стена, а по другую сторону располагался ряд кабинок, причем ближе к стене стоял именно Заяц, – Архип, резким движением толкнув Зайца на стену, так же резко шагнул – качнулся вслед за ним сам, так что в следующее мгновение Заяц уже стоял, упираясь спиной в стену, а Архип его держал за шею не сзади, а спереди.
– Ну! Думаешь, что мы шутим... а мы, бля, не шутим – мы тебя серьёзно... серьёзно, бля, спрашиваем... будешь рассказывать?
Теперь Заяц стоял, вжимаясь спиной в стену, и Архип был от Зайца так близко – буквально лицом к лицу, что Баклану, возбуждённо скользнувшему взглядом вниз, показалось, что Архип своей оттопыренной, колом вздыбившейся ширинкой касается члена Зайца, – быстро сунув руки в карманы брюк, младший сержант Бакланов с наслаждением стиснул, сдавил правой рукой в правом кармане свой напряженно окаменевший член... сдавил с такой силой, что от сладости, набухшей в члене, невольно сжались мышцы сфинктера.
– Что мне рассказывать? – непонимающе прошептал Заяц, глядя в глаза Архипа.
Их лица были так близко друг от друга, что отвернуться Зайцу в сторону либо наклонить голову вниз было практически невозможно – и Заяц, поневоле глядя Архипу в глаза, теперь видел во взгляде Архипа какое – то непонятное, шумящее возбуждение, живым блеском наполнившее маслянисто потемневшие и оттого словно расширившиеся зрачки, а Архип, в свою очередь, в ожившем и потому вполне осмысленном взгляде Зайца, устремленном на него, видел действительное непонимание... и ещё – в глазах Зайца Архип видел вновь появившийся страх.
– Ты чего, бля, Зайчик... глухой? – почти ласково прошептал Архип, приближая ещё ближе своё лицо к лицу Зайца. – Или, может, ты сильно умный? А? Мы попросили тебя рассказать нам, на кого ты в кулак играл – кого мысленно, бля, натягивал, хотел мысленно здесь оплодотворить... и вообще интересно узнать – услышать: хуй, бля, дрочить – это в кайф тебе, Зайчик... или как?
– Пустите меня... пустите! – Заяц, стоявший перед Архипом, резко дёрнулся, пытаясь выскользнуть из зазора, в котором он поневоле оказался, находясь между Архипом и стеной, но Архип, не давай Зайцу ускользнуть, тут же навалился на него всем телом – с силой вдавил своё тело в тело Зайца.
– Куда, бля? Стоять! – торопливо и вместе с тем напористо весело выдохнул Архип, обдавая лицо Зайца горячим дыханием. – Ишь, какой шустрый... сразу в кусты! – Архип, прижимаясь всем своим сладко гудящим телом к телу Зайца, возбужденно засмеялся.
Теперь их лица почти соприкасались; говорить в таком положении было неудобно, и Архип, желая от Зайца немного отстраниться, чтоб лучше видеть его лицо, ладонями рук упёрся Зайцу в плечи, одновременно с этим откидывая верхнюю часть туловища назад, отчего нижняя часть туловища автоматически подалась вперёд, так что пах Архипа еще сильнее – ещё ощутимей – вдавился в пах Зайца, – Заяц, и без того прижатый, придавленный к стене, ощутил, как в его член, уже потерявший упругость и потому обнаженной головкой смотрящий в пол, вжалось – вдавилось что – то твердое... очень твёрдое и вместе с тем ощутимо большое, – Заяц почувствовал своим пахом эту чужую, колом взбугрившуюся твёрдость, и в тот же миг его сознание запоздало озарила, словно ошпарила, обжигающая догадка – Зайц, почувствовав пахом чужую твёрдость и в то же мгновение поняв и осознав, ч т о означает эта нескрываемая, откровенно давящая твёрдость, непроизвольно обхватил ладонями Архипа за бёдра и, руками отталкивая его от себя, одновременно с этим инстинктивно раз и другой с силой двинул, конвульсивно дёрнул вперёд пахом, пытаясь помочь таким образом своим отталкивающим ладоням освободиться – вырваться.
– Ты, бля, смотри... ты, Саня, смотри, что он делает! – Архип, который был однозначно сильнее Зайца и которого по этой причине не то чтобы оттолкнуть, а даже сдвинуть малосильному Зайцу оказалось не под силу, повернул голову в сторону Баклана. – Мы, бля, с тобой ни сном ни духом, а он, бля... он, бля, как видно, уже приторчал – мне передком поддаёт, как бикса! Может, Санёк, он хочет... а? – Архип снова возбуждённо засмеялся и, вопрошающе глядя на стоящего, как истукан, Баклана, хрипло добавил – спросил: – Что ты, Санёк, на это скажешь? А?
– А хуля здесь говорить? – Младший сержант Бакланов, непроизвольно стиснув в кармане брюк повлажневшую от возбуждения головку члена, так же непроизвольно облизнул губы... и, в свою очередь вопрошающе глядя на Архипа, повторил еще раз, словно Архип мог его не расслышать: – Хуля здесь говорить?
– Вот, бля, и я о том же... – отозвался Архип, по – прежнему без особого труда удерживая отталкивающего его Зайца своим телом – с силой вдавливая, вжимая в пах Зайца возбужденно вздыбленный член... какое – то время – буквально секунду – другую – они, младший сержант Бакланов и рядовой Архипов, вместе бок о бок прослужившие полтора года, молча смотрели в глаза друг друга, и за эту секунду – другую у Архипа успела мелькнуть мысль, что, может быть, зря он позвал сюда Баклана – что с Зайцем он смог бы вполне управиться сам, а Баклан, в свою очередь, в эту секунду – другую со всей ясностью понял – осознал, что все его рисовки перед Архипом, когда он, младший сержант Бакланов, демонстрируя наличие опыта, снисходительно изображал из себя полового гиганта, ровным счетом ничего не значат и что теперь он в своём уже внятно осознаваемом, вполне конкретном желании разрядить сексуальный напряг на салабоне Зайце всецело зависит именно от Архипа, от него и только от него... секунду – другую они, младший сержант Бакланов и рядовой Архипов, молча смотрели друг другу в глаза, словно ждали один от другого ещё каких – то несказанных слов; наконец, вновь рассмеявшись, Архип с подчеркнуто бесшабашной лёгкостью произнёс, невольно дополняя своими словами слова Баклана: – Хуля здесь говорить, если надо действовать! – и, подмигивая Баклану, уже совсем определённо – вполне конкретно – добавил: – Хуля нам, пацанам, не попользоваться моментом!
Баклан не отозвался; возбуждённо тиская в кармане брюк напряженный член, он стоял истуканом, не препятствуя Архипу на его пути к новым, доселе неведомым берегам, но и никак не подталкивая его – ни жестом, ни словом не поддерживая... и Архип, возбужденный ничуть не меньше Баклана, отвернул от Баклана лицо – Архип вновь посмотрел на Зайца... у рядового Зайца было вполне симпатичное – располагающее – лицо; над верхней губой светлел юношеский пушок, и лёгкий, едва заметный пушок был на подбородке, так что сразу было видно, что Заяц еще ни разу не брился, – щеки его были матово – чистые, нежные, без всякого проблеска какой – либо заметной растительности; при ближайшем рассмотрении на носу – ближе к переносице – было несколько едва различимых мелких веснушек, придававших лицу Зайца выражение мальчишеской беспечности и даже отчасти наивности.
Наверное, окажись на месте Зайца любой другой салабон – в той ситуации, в какой оказался Заяц, и Архип теперь точно так же хотел бы другого... но случай столкнул Архипа с Зайцем, и теперь Архип, молодой здоровый парень, не отягощенный комплексами, хотел его – Диму Зайца; он хотел Зайца безусловно, просто и внятно, потому что был возбуждён, и это возбуждение, здесь и сейчас направленное на парня, было сейчас и здесь для Архипа так же естественно, как естественно было для него возбуждение, направляемое до армии на свою биксу, – Архип хотел Зайца не потому, что хотел – жаждал именно парня, а хотел потому, что естественная, самой природная заложенная бисексуальность, изначально свойственная каждому человеку, на данный момент проявилась – обозначилась в Архипе той гранью, которая предполагает реализацию сексуального возбуждения в однополом варианте... то мимолётное смятение, которое Архип почувствовал в самом начале – в первые секунды своего возникающего возбуждения, испарилось – развеялось, не оставив следа.
– Короче, бля, Зайчик... мы сейчас сделаем так... – Архип, глядя Зайцу в глаза, на мгновение запнулся, и взгляд Архипа невольно скользнул на губы Зайца, при этом Архип, с силой сжимая, стискивая свои ягодицы, с нескрываемым наслаждением вдавил в пах Зайца свой каменно твердый, из штанов выпирающий член. – Ты, бля, сейчас у нас здесь возьмёшь – у меня и у Сани... в рот возьмёшь – отсосёшь по разику... – Архип, оторвав взгляд от губ Зайца, вновь посмотрел Зайцу в глаза. – Отсосёшь, бля, если ты у нас такой сексуально озабоченный... понял? – И, от Зайца отстраняясь, рядовой Архипов скользнул правой рукой к своей ширинке – с намерением расстегнуть брюки.