Уроборос (продолжение)

Госпожа Леру встала и пошла в пустой полутемный зал, за которым находились кабинет хозяина и спальни. Эмиль, скрестив руки на груди, отошёл к тёмному вечернему окну и встал неподвижно около него. Через несколько минут он обернулся и быстро зашагал вперед, из комнаты в комнату. Он следовал к спальне хозяйки с тем помутнением всех чувств, с которым влюблённый идёт на первое интимное свидание. Взявшись за ручку спаленной двери, Эмиль потянул её на себя и вошёл. Вокруг была полутьма, пахло женскими духами. Слышался только шелест простыней – госпожа Леру уже разделась и легла в постель. Её фигура смутно белела в сумраке.

– Что же вы стоите, сударь? Раздевайтесь… – томно произнесла она. Эмиль быстро разделся и подошёл к огромной супружеской кровати. Глаза его постепенно привыкли к сумраку, и он без труда различал черты лица своей зрелой возлюбленной. Она сидела на постели, облачённая в длинную ночную сорочку, открывавшую шею и руки до локтя. Даже несмотря на свободный крой этого ночного одеяния, было заметно, что, несмотря на сохранённую девичью стройность, бюст госпожи Леру великолепен, как у истинной матроны. Груди отчётливо выделялись, обливаемые полупрозрачной тканью, которая темнела в районе сосков. Эмиль залюбовался этим бюстом, ощущая могучий прилив возбуждения.

– Ну иди ко мне, мой мальчик… – сказала госпожа Леру. Эмиль нерешительно поставил одно колено на край постели, затем, справившись с волнением, влез под одеяло.

– Ты дрожишь… – произнесла хозяйка. Юноша повернулся на бок, ища губами её губы. Рука его, лёгшая под одеялом на тёплое тело госпожи Леру, нашла её грудь и сильно сжала.

– Ах… – слабо вздохнула хозяйка. Сопя, задыхаясь, горячечно шепча и причмокивая, Эмиль стал покрывать поцелуями шею и лицо хозяйки. Правая рука его, словно торопливая змея, ползала и обшаривала её тело. Госпожа Леру вздрогнула, будто её хлестнули плетью, когда ощутила, что пальцы её сына, задрав подол ночной сорочки, бесстыдно и жадно стали сжимать в горсть её гениталии. Пылкость Эмиля неожиданно для госпожи Леру пробудила и в ней некоторое зачаточное возбуждение. Госпожа Леру попыталась внутренне отстраниться от этих своих чувств, которые она считала недостойными. Но противостоять им оказалось гораздо труднее, чем она думала. Её сын дрожащими пальцами гладил её живот, стискивал груди. Госпожа Леру ощущала под одеялом твёрдые тычки восставшего сыновнего члена то в бедро, то в бок. И сама она, уже плохо контролируя себя, гладила ладонью юное и горячее мужское тело. Похоть всё более разгоралась в ней, и она покорилась ей.

– Иди… иди ко мне! – простонала госпожа Леру, притягивая на себя сына и одновременно широко раздвигая ноги. Эмиль влез на неё и замер, пытаясь приноровиться. Она помогла ему рукой…

– …Аааааа…а!.. – испустила протяжный вздох госпожа Леру, запрокинув голову на подушке, ощущая, как горячий стержень глубоко въезжает в её чрево.

– Любовь… моя… – сдавленно от напряжения прошептал Эмиль, начиная движения.

– Мм!.. – закусив губу, проскулила в ответ его мать. Эмиль стал быстро колотить в её мокрую промежность.

– Ы… ы… ы!.. – издавала невнятный звук госпожа Леру, пытаясь поймать ритм и наддавая тазом навстречу сыновней атаке.

– А – а – а – а! – зашипел Эмиль, содрогаясь уже беспорядочно, потеряв ритм и извергая протяжные струи в пощипывающую влагу распахнутого материнского естества. Их оргазм был так остр и сладок, что оба они некоторое время после лежали, словно в обмороке. Через некоторое время полного покоя Эмиль вновь зашевелился. Он взял обеими руками одну из грудей госпожи Леру, и надолго приник губами к её соску, вызывая у хозяйки прилив нерастраченной материнской нежности. «Сын мой! Ты был отнят когда – то от моей груди, получи же хоть теперь тепло, по праву принадлежащее тебе!» – думала госпожа Леру, поглаживая по волосам юношу, который самозабвенно сосал её грудь. Затем последовал ещё один акт любви, и на сей раз, когда струи горячего сыновнего семени ударили в её влагалище, хозяйка и сама содрогнулась от пронзившего её женского электричества. Потом любовники забылись сном, обнимая друг друга, а госпоже Леру снился Уроборос, поглощающий собственный хвост.

Проснулась хозяйка раньше, чем Эмиль. Сквозь жалюзи пробивался солнечный свет и ложился на их постель косыми полосками света. Госпожа Леру посмотрела на лицо дремлющего сына, вспомнила их с мужем давние шалости, и улыбнулась. «Почему бы и нет?» – подумала она, и завозилась на постели. Встав над проснувшимся Эмилем, она повернулась к нему спиной. Неискушённый Эмиль с лёгким недоумением смотрел, как, обнажённая и белотелая, госпожа Леру стала приседать над ним, так, как это делают женщины, собираясь помочиться.

От её позы казалось, что её широкие бёдра стали ещё шире. У Эмиля заныло в груди от лицезрения этих плавных закруглённых линий. Сочетание красоты тела и непристойности позы всколыхнуло в юноше тёмное, мощное волнение. Госпожа Леру присела на корточки над тазом сына. Он почувствовал, как сухие пальцы женщины осторожно – вороватым движением обхватили его затвердевший член. Госпожа Леру направила головку члена к своему тёплому устью, и медленно нанизалась до основания.

– …О – о – о!.. – не выдержал Эмиль, чувствуя, как его член погружается в сочную сырую мякоть влагалища. Госпожа Леру, стоя на корточках, равномерно задвигала тазом, насаживая свой зад на пенис сына. Послышались тихие шлёпающие звуки, с которыми подпрыгивающие женские груди встречаются с торсом их обладательницы. Глаза женщины были закрыты, на устах дрожала блаженная улыбка. Она наслаждалась стержнем сына, поглощая его своим маслянисто – скользким отверстием и выпуская и

з него, и снова поглощая. Иногда она отгибала член вперёд, вызывая у Эмиля приятно ноющее ощущение в паху, или с упоением колебала член во влагалище от стенки к стенке, словно язычком в колокольчике. «Нет, не может быть греховной такая радость!» – думала женщина, тая от удовольствия. Эмиль, вытянувшись по лёжке «смирно», мыча и пыхтя, мотал головой по подушке, ловя дивные ощущения и иногда с силой подаваясь пахом вверх, словно желая вертелом пронзить возлюбленную, и тем исторгая из неё удивлённо – восторженный стон.

В тишине, нарушаемой лишь невесомыми вздохами счастливых кровосмесителей и шорохом простыней, внезапно раздался короткий громкий стук в дверь. Не успели любовники остановиться, как белые створки распахнулись. В дверном проёме стояла служанка в белом чепце и белом же фартуке. На лице её закаменело неописуемое выражение, смешивающее изумление, негодование и притворную невозмутимость. Прямо перед ней, на широкой супружеской постели её хозяйка, почтенная замужняя дама, стояла голой в неприличной позе над постоянным юным гостем этого дома. Юноша – о, небо, что за срам! – плотоядно стиснул ладонью ягодицу хозяйки, а она, слегка упираясь левой рукой в постель, ничуть не возражала, напротив, похоже, оба были равно увлечены своими упражнениями. Развратники, как и служанка, застыли, обратив к ней возбуждённые и отсутствующие лица.

– Мими, кто позволил тебе врываться вот так?! – наконец, овладевая ситуацией, произнесла госпожа Леру, плотно сев на Эмиля и прикрыв себя до груди краем простыни.

– М – м – м… простите, госпожа, но уже почти полдень… я пришла рано утром, открыла входную дверь своим ключом… я убралась везде, кроме вашей спальни, но вы так долго не выходили, что я подумала, не случилось ли что… – залепетала Мими, свои оправдания подкрепляя ненужными жестами в сторону двери.

– Хорошо, я прощаю тебя. Ступай же. Я позову тебя позже, – сказала госпожа Леру. Смущённая Мими исчезла. Как только створки дверей бесшумно затворились за ней, госпожа Леру прыснула со смеху. Вслед за ней рассмеялся Эмиль.

– Никогда бы не подумала… – сквозь смех простонала госпожа Леру, не договорив. «Никогда бы не подумала, что однажды меня застукают за изменой мужу, да ещё с собственным сыном!» – додумала она то, чего, естественно, не могла произнести вслух. Эмиль, распалённый и остановленный, в нетерпении высвободился из под матери, грубо нагнув, поставил её на четвереньки и, встав сзади, вонзил свой член в её влагалище. Стоя с высоко поднятым задом и опустив лицо в постель, госпожа Леру испустила протяжный стон наслаждения.

– Моя любовь… а… о… ыхх!.. – сопя, шептал Эмиль, придерживая и поглаживая её бёдра и вгоняя член внутрь.

– О, о, о! – засотрясалась госпожа Леру от ударов. Через несколько мгновений она ощутила, как член сына затрепетал в ней, пуская толчки по стволу.

«Ох, как стыдно и как сладко! Я принимаю в себя семя своего сына, ставшего мужчиной!» – пронеслось в голове госпожи Леру, и её собственная плоть тоже спазматически задрожала.

Та ночь и то утро решили всю дальнейшую судьбу двух любовников. Когда господин Леру вернулся домой, он не застал дома свою супругу. Служанка сказала ему, что хозяйка уехала, не сообщив, куда и зачем. Господин Леру бросился было на поиски, но оставил их, когда получил от жены письмо. В нём госпожа Леру говорила, что встретила другого мужчину, и просила мужа не преследовать её. Сначала господин Леру пришёл в ярость, но через какое – то время успокоился. А госпожа Леру счастливо проводила время вдалеке, со своим сыном, который так никогда и не узнал, что он её сын. Иногда у матери – кровосмесительницы, которую тяготила эта постоянная ложь, возникало желание рассказать Эмилю, что она его мать. Но смелости у неё для этого не хватало, ибо она полагала, что, если расскажет правду, то тем самым даст Эмилю сразу несколько оснований для того, чтоб возненавидеть её: за обман, за грех, за давний отказ от своего ребёнка. Поэтому она молчала.

У госпожи Леру был собственный, отдельный от мужа банковский счёт, и на эти деньги они с сыном жили и вместе путешествовали, посещая музеи и литературные салоны, останавливаясь в лучших отелях. Страсть не давала им покоя. Где – нибудь в Венеции или Мадриде, в гостиничном номере с опущенными тяжёлыми шторами, они, задыхаясь от вспыхивающей животной похоти, срывали с себя одежды, и соревновались друг с другом в непристойности ласк. Эмиль вылизывал пушистое лоно своей матери, затем, приподняв её, усаживал пышными ягодицами на край стола, крытый бархатной скатертью с кистями, и женщина распахивала перед ним белые ноги. Эмиль упоённо вонзал член во влагалище госпожи Леру, а она мысленно клеймила себя: «Преступница! Безумная! Кровосмесительница! Ведь ты соединяешься со своей же плотью! Это твой сын!» Со временем подобные мазохистские мысли вошли у неё в привычку и, прекратив угнетать, напротив, начали доставлять какое – то необъяснимое наслаждение. После страсти Эмиль читал ей стихи, искрил парадоксами Уайльда, расхаживая по гостиничному номеру голышом или завернувшись, как римлянин в тогу, в простынь. На столе стояли цветы, фрукты, вино, какие – нибудь утончённые закуски: омары, икра, сыр, – а потом была музыка (они требовали ставить в их номер граммофон), полумрак, ласки, счастие. Они строили планы, мечтали совершить вояж в Тибет. По свидетельствам некоторых знакомых, в Европе их видели последний раз в Ницце на одном из солнечных курортов. Затем их след пропал из поля зрения тех лиц, что составляли круг их общения. Вряд ли представляется возможным ответить на вопрос, где сейчас эти счастливые грешники, сие неисповедимо, как и пути судьбы и страсти в этом безумном мире.