Чай из утренней росы. Часть 26
Юрий Семёныч, зорко наблюдая за ней, твердил сам себе:
– Ничего – ничего, вернётся! Вернётся! Ничего!
– Господи, что это? – беспорядочно шептала Наталья, задавая вопросы и тут же отвечая на них. – Это слёзы? Да, слёзы. Почему? Потому что ты хочешь лететь. Хочешь? Да, хочу. О, Господи, я же – настоящая тварь. Разве я могу быть тварью? Да, можешь, потому что ты предала Костика. Почему предала? Потому что ХОЧЕШЬ, ХОЧЕШЬ, ХОЧЕШЬ ЛЕТЕТЬ. А как же Костик? Костик – писатель, он тоже обязательно улетит куда – нибудь. Костик, улети куда – нибудь, я тебя очень прошу. Господи, помоги ему куда – нибудь улететь.
Она опустила глаза с вечерних небес и метнулась обратно к машине.
Юрий Семёныч был наготове, мгновенно нагнулся к дальней дверце и открыл её – Наталья проворно забралась в кресло, плаксиво шмыгнула носом и спросила, не глядя на него:
– И как же с такой у р о д и н о й лететь в Эль – Фуджейру?
– Прекрати, Наташенька! Кто тебе сказал?! Я вырву язык каждому, кто повторит о тебе это гадкое слово! Для меня ты всегда была милым созданием!
Она вдруг прокричала в паническом замешательстве:
– О, Господи, Юрий Семёныч, у меня осталось пять минут до электрички!
– У тебя осталось пять минут, чтобы принять решенье: летишь или нет! От этого зависит всё – подавать мне новые документы или распрощаться раз и навсегда со своей хрустальной мечтой!
– Но Юрий Семёныч! – завопила она от нестерпимых мучений и своей глупой нерешительности. – Вы посмотрите, сколько на улице прелестных девушек, которые жаждут уехать отсюда да ещё в придачу с новоявленным бизнесменом! При чём здесь я со своей рожей?! Я что – не вижу её в зеркало каждый божий день?!
– Я не хочу подбирать с улиц всякий мусор, понимаешь ты или нет?! За мной стоят такие ВЕЛИКИЕ ТУЗЫ, что предлагать подобную поездку незнакомой девушке с Комсомольской площади – значит быть без мозгов и царя в голове! Неужели не ясно?! И прекрати позорить себя какой – то "рожей", как тебе несовместно! Всё! Я лечу с тобой и только с тобой!
Она откинула голову на спинку кресла, прикрыла глаза, секунду помолчала, а потом уже тихо спросила:
– С чего я должна начать?. .
Юрий Семёныч облегчённо и даже со свистом выдохнул:
– Во – первых, Наташенька...
– Вы всё время "Наташенька" и "Наташенька"... – оборвала она и повернулась к нему. – Это очень приятно, но я пока не привыкла, лучше... Наталья...
– Наталья, во – первых, позвони на дачу и скажи своим друзьям, что сегодня не приедешь. Я во что бы то ни стало должен сделать за сегодняшний вечер эскиз твоего портрета, чтобы завтра написать уже сам потрет, а послезавтра отправить с пробными документами. Времени совсем мало.
– Почему послать портрет, а не фото?. .
– Таково условие Эль – Фуджейры. Они там перво – наперво хотят знать каков образ моей будущей помощницы и спутницы. Не забывай, это – не промышленный, а художественный бизнес.
– Ольгин портрет вы тоже когда – то отсылали?. .
– Когда – то отсылал. Теперь всё заново и как можно быстрей.
– И что же они скажут, увидав портрет "новой спутницы"?. .
– По закону они дают право выбора, и окончательное решение за мной.
– А фото тоже отправите?. .
– Конечно, чуть позже, следом за портретом, вместе с официальными документами.
– Вот тут – то, Юрий Семёныч, и откроется вся ложь: вы на бумаге меня подмажете, подкрасите, а фото возьмёт и всю истину скажет:
– Я тебя очень прошу, не возвращайся к старому разбитому зеркалу! Сколько можно?! Зачем ты заставляешь меня как китайского болванчика постоянно тюкать головой то вниз, то вверх и повторять одно и то же: нет, это – неправда, ты высокая, стройная, милая девушка... ты высокая, стройная, милая... Хорошо, чтобы ты бросила свои комплексы, я готов уже завтра тратить деньги на твоего парикмахера, визажиста, массажиста... кто там ещё существует?! Делай какую угодно супер – причёску, массаж и макияж лица, оденься по самым лучшим образцам модных журналов, и вот тогда, наконец, ты полюбишь совсем другое зеркало и совершенно новую фотографию, которую мы немедленно отправим в Эль – Фуджейру! Но учти, времени мало, если этим заниматься, то уже завтра! Ты поняла меня?! К тому же, я естественно обещаю тебе личного парикмахера, личного визажиста, массажиста, кутюрье и в самой Эль – Фуджейре в придачу к чистейшему воздуху бесподобного оазиса неповторимой природы, лучезарному берегу Индийского океана, прогулкам на яхте, подводным путешествиям среди сказочных караловых рифов и прочее, прочее, прочее! Такое дело пойдёт?!
Она приоткрыла рот, часто захлопала глазами и в полном недоумении протянула:
– Господи... что вы сказали?. . Кому же это не пойдёт?. . Неужели такое может быть и для МЕНЯ?. .
– А ты что думала?! Неужели для ТЕБЯ останутся на всю жизнь только грязная вонючая электричка, душное подземелье метро со своим бесконечным толпизмом и постоянный страх за завтрашний день?!
– Но ведь Ольга лопнет от зависти... ведь эта роль в Эль – Фуджейре была приготовлена для неё...
– А ни твоя ли мечта, чтобы Ольга "лопнула"?! Роли всегда остаются, только часто меняются исполнители!
– Не кричите, Юрий Семёныч, спокойно... – сказала она дрогнувшим голосом, – я уже беру телефон и пробую звонить на дачу... пробую... Господи, помоги мне...
Юрий Семёныч снял кепку, взъерошил волосы и устало протёр ладонью вспотевшее лицо:
– Фу – у – у – у... – и откинул голову на спинку кресла.
Наталья достала мобильник, торопливо набрала номер и со страхом в глазах поднесла к уху.
– Привет, – отозвался мой грустный голос, ещё не отошедший от подлого поступка Майкла. – Ты где?
– Привет, Костик! – вдруг забывчиво ляпнула Наталья и мигом осеклась, кинув безумно растерянный взгляд на Юрия Семёныча и крепко прикрыв руками телефон. – Ой!
Юрий Семёныч округлил глаза и с удивлением прошептал:
– Костик?. . Любопытно...
Она быстро поднесла палец к губам, призывая к полной тишине.
Он покорно кивнул, усмехнувшись, и замер.
– Костик! Я сегодня не смогу приехать, надо посидеть с мамой, она плохо чувствует! – на одном дыхании сказала Наталья.
– А ты где? Почему звук пропал?
– Я? Я: в аптеке, мама послала! Звук пропал? Алло – алло!
– Да сейчас нормально, теперь слышу.
– Останусь с мамой, говорю! Она плохо чувствует! Завтра утром позвоню!. .
Я сидел за своим рабочим столом, глядел на экран ноутбука и говорил с Натальей.
– Хорошо, если так надо – посиди... с мамой.
– Надо! Она очень просила!
– Ладно, я тогда посижу со своей писаниной и попробую за ночь всё закончить. Давай, завтра жду звонка, – и выключил телефон.
Я секунду подумал, глядя на монитор, и продолжил печатать...
Поздним вечером император сидел в своей тихой спальне на краю расстеленной широкой постели и думал, медленно скользя глубокомысленным взглядом по толстому фолианту, лежавшему на столе, по зашторенным окнам, по круглым красным светящимся фонарям и по длинной стене, расписанной китайским пейзажем. Император был в легком, чуть распахнутом зелёном халате.
На постели рядом с ним мирно спала маленькая собачонка, иногда дёргая во сне тонкими лапками.
В дверь негромко постучали, и вошёл слуга Ван Ши Нан.
Собачонка вскинула голову и чутко насторожилась, сразу поняв, что её сладкий сон на мягком ложе хозяина испорчен.
Император лишь немного выпрямил спину, но к двери не обернулся.
Ван Ши Нан поклонился спине и доложил:
– Император, к вам пришла на ночь наложница Юй Цзе!
– Пусть зайдёт.
– Слушаюсь! – ответил слуга и позвал к себе собачонку. – Ци – Ци!
Она неохотно прыгнула с постели, замерла у ног хозяина и пристально поглядела на него, словно задавая вопрос: "И тебе это надо?".
Император кивнул и развёл руками – "что поделать, Ци – Ци, надо".
Собачонка зевнула, побежала по ковру и покинула спальню.
Поклонившись ещё ниже, слуга задом удалился за ней.
И тут же без промедленья в комнату мягко шагнула Юй Цзе, а дверь за ней крепко прикрылась.
– Император, я здесь, – робко сказала наложница, приложив ладошки к белому чистому личику.
Теперь император медленно приподнялся, медленно обернулся, посмотрел на неё и неторопливо сказал:
– Подойди ко мне... нежнейший лепесток лотоса, подойди... прозрачная капелька утренней росы...
Юй Цзе быстро – быстро засеменила к нему и встала напротив, всё ещё держа ладошки в покорном приветствии.
С тихой тайной в голосе он продолжил:
– Я весь день безустали молил ВЕЛИКОГО БУДДУ о помощи нам с тобой, мы должны этой ночью зачать достойного наследника знатного рода Чоу – Чанов.
– Я тоже молила ВЕЛИКОГО БУДДУ.
– Вот видишь, мы оба молили его, и он увидел нас. Его истинное слово снизошло до моих ушей, и вот что я услышал... – император коснулся до плеч Юй Цзе, – но сначала скинь кимоно, подними глаза и внимательно следи за словом БУДДЫ, которое я сейчас перескажу тебе. Оно слишком тонко и поэтично, чтобы прятать свой взор и не отдаться этой музыке вечного блаженства.
Юй Цзе сбросила на ковёр лёгкое кимоно, оставшись обнажённой, и подняла лицо.
Он глубоко утонул в глазах очаровательной наложницы, словно в чистых озёрах, потом вынырнул, заскользил тёплым ласкающим взглядом по обнажённому телу наложницы и начал нежнее нежного поглаживать его руками, будто осторожно и бережно прикасался к поверхности хрупкого сосуда, при этом увлечённо "читая слова БУДДЫ" :
– Юй Цзе чудесна в красоте девичьей!
Без ложной скромности скажу:
Скорей сюда! Скорей дивитесь!
Но много вам не покажу,
Всё в ней – моё, и мне на радость,
Моя любовь, моя весна!
Тебя ласкаю, моя сладость,
Ты для РОЖДЕНЬЯ мне дана!
Твой бархат тела мил на диво,
А твой живот таит стыдливо
Желаний льющуюся кровь,
Истому неги
и любовь!
Изящный поворот невинных ножек
На загляденье выражает то же!
Губами я коснусь твоей груди – и нету моих уст!
А бесподобно – нежный бюст,
Увеченный прекрасною головкой
Навек пленил меня довольно ловко!
И вот стоишь беспечна и мила,
Как утра моря тишина
С улыбкой утаенного привета,
В сиянье влажном дрогнувшего света!
А он уставился на Цзе
С волненьем лёгким на лице,
Он весь открыт и руку тянет
К слегка прикрытой ею тайне!
Её разгадка МНЕ дана,
Войти туда – МОЯ мечта!
Столь совершенна, как богиня –
Юй Цзе ей будет вечно имя!
Она явилась в мои сны,
И раствориться мы должны
В одно единое начало...
Император вдруг резко замолчал, отдёрнул руки от тела наложницы, снова сел на край постели и тупо уставился на её гладкий живот.
– О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, – задумчиво проговорил он, – прости меня... я снова чувствую влияние Руси, даже в стихах: "скажу – покажу", "радость – сладость", "дана – весна", "диво – стыдливо", "кровь – любовь"... Ты знаешь, Юй Цзе, что это совсем не наше построение слога и рифмы?. . – спросил он, всё так же глядя на живот.
– Я знаю, что император очень полюбил какую – то далёкую Русь, когда отправился по Великому Шёлковому Пути, – робко ответила наложница.
Он хмыкнул, передразнив её:
– "Какую – то Русь"! Русь – удивительная страна, в ней нет подлости и предательства, но я... не об этом... В то время, проплывая с караваном через Русь, мне удалось приобрести удивительную Книгу Стихов, и сейчас я вспомнил одно из стихотворений и немного перефразировал его. Эту Книгу, как и другие Книги, с русского языка перевёл для меня сын достойного Чжан Цзяня – дипломата, разведчика и основателя Великого Шёлкового Пути.
– Но император сказал, что это – слово ВЕЛИКОГО БУДДЫ, а не слово стихов.
– Конечно ВЕЛИКОГО БУДДЫ, ведь только он мог сказать мне такое слово, которое расшевелило моё воспоминание о Весне, Любви, Непорочной Красоте Девичьего Тела. И ничего странного нет, что все эти нетленные вещи я вспомнил в связи с любимой Русью, – он помолчал и очень грустно добавил, всё так же обращаясь к животу наложницы. – Ступай к себе, у меня сейчас почему – то нет желанья... Я обязательно позову... свою Юй Цзе... через несколько дней...
Юй Цзе словно ждала этого момента, она мигом подняла с ковра кимоно, быстро нацепила его, завязала и помчалась прочь из комнаты, находу кивая и прикладывая к лицу ладошки – лодочки.
Император горько ухмыльнулся:
– О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, ты только посмотри как она рада, как рада... мерзкое создание... о – о – о, мерзкое...
Когда исчезла наложница, в спальню восторженно прискакала собачонка Ци – Ци, подбежала к хозяину, лизнула его в ногу, прыгнула на постель, заняла своё прежнее место и облегчённо вздохнула.
Ван Ши Нан явился на порог комнаты несколько удивлённый и настороженный. Он снова поклонился спине, потому что император опять не обернулся.
– Ван Ши Нан, позови Инспектора охраны, и ты на сегодня свободен.
– Слушаюсь! – ответил слуга, хитро смерил его спину недобрыми глазами и покинул комнату.
Оставшись один, император начал бессмысленно, как казалось, повторять рифмы прочитанного стихотворенья, но было прекрасно видно, что в голове его работала адская машина – он явно решился на что – то очень серьёзное и важное:
– . .. скажу – покажу,
радость – сладость,
диво – стыдливо,
сны – должны,
кровь – любовь,
Юй Цзе – на лице...
– Император! – возвестил о себе голос Инспектора охраны.
Император даже не слышал, как тот вошёл – настолько глубоки были его раздумья, он встрепенулся и приказал через плечо:
– Инспектор, я постараюсь заснуть, ко мне никого не пускать, даже жену.
– Охрана уже у дверей, император!
– Вся надежда на вас. Идите.
– Слушаюсь! – ответил Инспектор и зашагал из комнаты.
Одним движением ног император развернулся, оторвавшись от пола, лёг на постель и прикрыл усталые глаза.
Собачонка Ци – Ци уже снова крепко спала и дёргала во сне тонкими лапками...
В императорском утреннем саду среди изумрудной зелени и буйства цветущих растений молодая прислуга Дворца собирала с лепестков и травинок чистую росу, согнувшись к земле и молчаливо продвигаясь вперёд с пиалами в руках.
Осторожно наклонив лепесток лотоса, девушка скатила с него капельку росы, капелька упала в почти полную пиалу и чуть потревожила прозрачную жидкость лёгким еле заметным всплеском.
Парень, который шёл поодаль, мягко пригнул цветок орхидеи, и несколько маленьких блеснувших шариков побежали по соцветию и нырнули в его наполненный сосуд, взбудоражив зеркало хрустальной поверхности бесценной влаги.
Позади прислуги вышагивал внимательный Инспектор, он держал большой кувшин белого цвета с высокой крышкой, похожей на императорский головной убор. Рядом с Инспектором шагали по обе стороны охранники с толстыми дубинками бамбука в крепких руках.
Одна из девушек, медленно приподнявшись и держа в ладошках полную пиалу, затаила дыханье.
Инспектор заметил и направился к ней, открывая крышку кувшина. Стараясь не пролить ни одной капли, она умело опрокинула пиалу и вылила росу в кувшин, потом опять нагнулась к земле и стала продолжать свой нелёгкий труд.
Утро светлого тёплого дня, уже давно влетевшее в большие распахнутые окна спальни, укрепило императора в абсолютно правильной мысли, неожиданно озарившей вчера вечером его беспокойную голову. Император, чисто вымытый и свежо одетый, спокойно шагнул к столу и открыл закладку толстого фолианта, потом отыскал строчку и прочитал её вслух:
– "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ", – и повторил. – "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".
Он закрыл фолиант и поглядел в распахнутое окно.
Там виднелся Двор Пыток: беседка с пиалой, огромные котлы для человеческого тела, страшное колесо для ломки костей.
– "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".
В дверь постучали.
– Войди, Ван Ши Нан!
Слуга вошёл, поклонился и доложил:
– Чай из утренней росы готов! – и отошёл в сторону, учтиво пропуская вперёд императора...
Соседняя комната была большой и просторной.
На полу лежал пёстрый дорогой ковёр.
С потолка свисали голубые и лёгкие драпировки, напоминавшие застывшие морские волны.
Все стены украшались мечами, кинжалами и круглыми щитами; с блестящих поверхностей щитов глазели барельефы тигров, львов, леопардов и драконов.
У каждой из трёх дверей комнаты находилось по два стражника с тонкими и длинными пиками. Как только вошёл император – стражи порядка, словно заведённые механические болванчики, одинаково потоптались на месте в знак приветствия, подняли пики и снова успокоились.
По обе стороны открытого окна красовались в шёлковых платьях особо приближённые Мандарины, человек десять. Среди них император быстро успел разглядеть подлых, ненавистных заговорщиков: самовлюблённого красивого Чжоу Дуня, щекастого и красного Чан Буя, скуластого Хуан Мия и худого прыщавого Ухай Ли. Недалеко от них и совсем в другой компании стоял Главный Дворцовый лекарь – толстый и круглый Сан Гуан с добродушным пухлым лицом. Все Мандарины поклонились и на несколько секунд застыли в этих согнутых подобострастных позах.
В центре комнаты, куда направился император, выделялся круглый инкрустированный стол с императорским чайным прибором, одной пиалой, большим белым кувшином с утренней росой и пузатым заварным чайником, из носика которого струился пар.
Император старался казаться совершено спокойным, он сел за стол в широкое удобное кресло и одними глазами дал команду Ван Ши Нану.
Тот подошёл к столу, взял ЛЕВОЙ РУКОЙ заварной чайник и налил себе в пиалу немного тёмной пахучей жидкости, затем поднёс ко рту и начал пить мелкими глотками, делая после каждого небольшую осознанную паузу.
Император смотрел на слугу – предателя совершенно безразличным взглядом.
А Ван Ши Нан пристально глазел на императора, продолжая делать глотки, его бровь многозначительно скакнула вверх, голова вскинулась к потолку и замерла.
Император не шелохнулся, всё так же безразлично наблюдая за фокусом Шанхайского цирка.
Ещё несколько секунд подержав голову приподнятой, слуга опустил её и сделал, наконец, низкий поклон, что означало – он жив! чай не отравлен! можно пить!
Лишь одним движением мизинца в сторону своей чашки император дал сигнал немедленно наливать.
Ван Ши Нан теперь поднял ПРАВУЮ РУКУ с двумя прижатыми нижними пальцами, которые держали щепотку порошка.
Император заметил уловку, потому что знал о ней, и быстро убрал глаза в сторону, чтобы не выдать себя, а внутренний голос неистово бушевал: "Какая же тварь, даже не дрогнул! Ну, давай – давай, насыпь отравы, подлый ты человек!".
Чжоу Дунь и скуластый Хуан Ми затаили дыханье.
Прыщавый Ухай Ли и щекастый Чан Бу тяжело проглотили подступившие комья.
Ван Ши Нан взял ПРАВОЙ РУКОЙ заварной чайник и налил чай в императорскую чашку, искусно украшенную золотой лепкой драконовских голов.
А внутренний голос императора продолжал: "Вот подлюга! Ловко насыпал! Я даже ничего не заметил!".
Он секунду смотрел на отравленную жидкость и вдруг сказал капризным тоном ребёнка:
– Я сегодня совершенно не хочу эту росу, надоела... может мне выпить молочка? Ван Ши Нан, ты не знаешь – утром доили наших молодых буйволиц?
Ван Ши Нан очумел, вздёрнул плечи и ничего не мог ответить.
– Впрочем, не пойму... и молока тоже не хочу... я, по – моему, заболеваю... – император прикоснулся руками до висков, потёр один висок, потом другой и приказал слуге. – Позови ко мне Дворцового лекаря, вон он стоит у окна... пусть пойдёт со мной в спальню... а ты пока свободен...
Слуга покорно устремился к лекарю.