Чай из утренней росы. Часть 27
А красный и щекастый заговорщик Чан Бу торопливо и растерянно прошептал Чжоу Дуню:
– Вам не кажется странным, что вчера император отказался от Юй Цзе, а сейчас – от чая?
– Ничего странного не вижу, – хладнокровно и с большим достоинством осёк его Чжоу Дунь, – он просто напросто заболевает "осторожностью" как собака, которая чувствует смерть. Чем больше будет заболевать, тем больше будет страха в глазах, а это нам как раз на руку. А по поводу чая успокойтесь: не выпил сейчас, выпьет завтра, главное – не спугнуть момент. И вообще не суетитесь, Чан Бу, и не трясите своими красными щеками, они могут нас выдать, вы весь горите и полыхаете.
Дворцовый лекарь Сан Гуан уже подоспел к императору, уже заботливо подставил плечо, бережно обхватил за талию и осторожно повёл по ковру...
Как только они шагнули в спальню, император отбросил свои ложные капризы, раздражённо скинул мягкие ладони лекаря и твёрдым, но негромким голосом сказал:
– Не лапайте меня, пустите. Я совершенно здоров, но для всех остальных – я захворал, прошу запомнить это.
Лицо Сан Гуана дрогнуло в растерянной улыбке, и он непонимающе развёл руками.
Император, не спуская с него пристального взгляда, плотней прикрыл дверь и спросил:
– Чему вы так удивлены?
– Вашим превращением... из больного человека в здорового...
– А я – вашим... из преданного Мандарина в гадкого обманщика.
Сан Гуан стал медленно и широко открывать рот, словно всё сразу понял, и буквально остолбенел.
– Мне необходимо сейчас же удостовериться в своей правоте и поставить окончательную точку в одном деле, – добавил император.
Не медля ни секунды, он решительно подошёл к столу, где лежал большой фолиант, открыл первую страницу, вытащил исписанный лист бумаги, резко повернулся к лекарю и тут же зачитал:
– "Его Императорскому Величеству от Главного Дворцового лекаря, сего дня и полчаса тому назад написанное. Понимая всю серьёзность вопроса, возложенного на меня императором, и получив лично из рук Главного Министра Чжоу Дуня два экземпляра продукта, я подверг то и другое тщательным лабораторным исследованиям, произведя тончайший анализ старого продукта и нового, который Главный Министр Чжоу Дунь искусственно вызвал в личной комнате".
Не в силах больше слушать Сан Гуан отрицательно замотал головой, кинулся к императору, рухнул своим толстым телом на колени, протянул дрожащие руки и тоненько застонал:
– Император, не читайте дальше, прошу... я не виноват, ваша жена угрожала и заставила меня...
– Не читать?
– Не надо, пожалейте меня...
– Значит это – ложь?
– Ложь:
И тогда император прямо перед глазами стонущего толстяка начал комкать в кулаке исписанный лист, потом взял и обеими руками помял его, а затем швырнул Сан Гуану:
– Можете с этой бумагой сходить в туалет, она вполне стала пригодной, сейчас же положите себе в карман.
– Простите меня, император: – Сан Гуан запихнул бумагу в карман и спрятал лицо в ладони, – простите меня...
– Как же вы дошли до такого позора? – с болью в голосе укорил император. – Вы, мой Главный Дворцовый лекарь, предназначение которого говорить правду людям, лечить, возвращать к жизни, беречь хрупкие человеческие организмы, у вас же профессия ТВОРИТЬ ДОБРО, а вы – ы – ы: вы предали меня, предали мою веру в истинность вашего врачеванья, в истинность ваших слов и поступков.
– Император: я же говорю: меня заставила написать ваша жена, она угрожала:
– Встаньте.
Тяжело дыша, Сан Гуан с огромным трудом поднялся, его жалкий взгляд упёрся в ноги императора, а руки безжизненно повисли по бокам.
– И чем она угрожала? – не без интереса спросил император.
– "Если вы не напишите", – сказала она, – "я вместе с охраной подброшу вам очень плохую травку, которая дурманит головы дворцовой молодёжи и отправлю вас вместе с семьёй в провинцию умалишённых, где вы всю жизнь будете лечить дураков, пока сами не свихнётесь!". Император, у меня же дети, молодая жена: – и он едва ни зарыдал. – Ой – ёй – ёй:
– А может, вы и правда дурманили молодых людей? По какой цене продавали, Сан Гуан?
Дворцовый лекарь весь затрясся как хлипкий холодец и снова хотел плюхнуться на колени.
– Стоять, – приказал император, – стоять и смотреть мне в глаза.
Сан Гуан едва удержался, чтобы не свалиться, поднёс ладони к сердцу, поднял мокрые глаза и пролепетал слезливым голосом:
– Я в жизни не торговал подобной гадостью, вы прекрасно об этом знаете, император: не шутите так, прошу вас:
– Я знаю одно: если вы сегодня обманули меня этой бумагой, то могли обмануть меня и раньше. А почему бы и нет? Мне помнится, что не так давно я отправлял вас по Великому Пути вместе с торговцами шёлком, у вас был особый интерес – лекарства. Как известно караван всегда проходит по Чуйской долине Кыргызстана, вот там – то вы и могли тайком купить дурную травку, а?
– О, ВЕЛИКИЙ БУДДА, – взмолился Сан Гуан и посмотрел на потолок, – помоги мне объяснить моему императору, что этого не было и не могло быть:
– Хватит призывать ВЕЛИКОГО БУДДУ, если гнусное дело уже сделано, – прервал император.
– Но только не травка, только не травка: – содрогнулся несчастный лекарь. – Вы же прекрасно знаете: как только эта молодёжь выходит за ворота Дворца, она тут же находит себе и травку, и горькое вино, и любую гулящую девчонку: вы же об этом прекрасно знаете, император:
– Прошу не тыкать мне на больные язвы дворцовой молодёжи, я всеми силами стараюсь удалить эти язвы: и не только эти.
– Но травка не моя, не моя: – простонал Сан Гуан.
– Испугались?
– Испугался, потому что никогда не травил молодёжь:
– Зато стали обманывать императора. Почему, когда моя жена Чау Лю начала шантажировать вас, вы раскисли как гнилой овощ и поддались на провокацию? Почему сразу не пришли ко мне и всё не рассказали?
– Испугался вашей жены:
– Она что – имеет полномочия судить и наказывать?
– Нет, только вы:
– Так почему же?
– Она могла повлиять на вас и выставить меня в плохом свете:
– Интересно как это можно повлиять на императора, который имеет собственное мнение?
– Через постель мужа и жены, через ласки, нежность и прочие интимные вещи. С точки зрения медицины всё это очень действует на сознание мужчины, и даже на принятие им важнейших решений. Император, я испугался этого:
– Вы – дурак, Сан Гуан, – вдруг сказал император. – Вы, оказывается, плохо меня знаете. И вообще как вы можете жить в постоянном испуге, вы – такой большой, крупный и, безусловно, умный человек? Этот испуг вас и сделал предателем. Что же с вами станет, когда я прикажу вам выпить полную пиалу? Придётся вливать насильно?
– Как?. . Я уже приговорён к пиале?. . – безумным взглядом посмотрел Сан Гуан. – О, ВЕЛИКИЙ БУДДА: – он зашатался и готов был тут же упасть.
– Не падать, – велел император, – если упадёте, выпьете немедленно.
– Пощадите: пощадите:
– Вон отсюда, и дайте мне подумать: пощадить вас или нет. И учтите, если кто – нибудь из дворцовых людей узнает о нашем разговоре, ни о какой пощаде не может быть и речи. Вы были у меня, потому что я немного прихворнул. Ясно?
– Да – да – да: – закивал головой Сан Гуан и словно каракатица попятился к двери.
– Вон, и быстрей, – поторопил император.
Лекарь собрался с силами, утёр мокрое лицо и вышел вон.
Император положил руку на фолиант, прикрыл глаза и тихо проговорил:
– Всё, точки поставлены. "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ" :
Я проснулся от того, что никак не мог найти подушку под своей головой. Окончательно открыв глаза и резко вскочив с дивана, я увидел, наконец, что подушка вместе с одеялом валялась на полу.
"Да – а – а", – подумал я, – "однако во сне меня сильно крутило!".
Я поднял своё постельное хозяйство, без малейшего удовольствия потянулся вялым телом и огляделся сумрачным взглядом.
В приоткрытой печной двери дышал редким умирающим огоньком чёрный пепел, и последний жар, уходящий в трубу, ещё что – то шептал таинственно – прощальное.
В окно робко глядел серый зимний день, а на больших круглых часах, стоявших на подоконнике, было n: 35.
На табурете мелькал монитор включенного ноутбука, возвышалась белая стопка печатной бумаги на низкой тумбе, и горел забытый с ночи торшер.
В нише серванта около белой китайской вазы стояли в тёмно – коричневых рамках фотографии отца и мамы. И мама, и отец смотрели в мою сторону.
Я встал, накинул пижаму на голые плечи, подошёл к серванту и заглянул в родные мне лица, от них всегда струилась неугасимая теплота далеко ушедшего времени.
– Доброе утро, – сказал я, и тут же исправился, – то есть: добрый день. Хочу сообщить, что этой ночью мой китайский роман наконец – то закончен, сейчас еду к редактору. Вот такие дела, – я подумал и добавил. – Вы знаете, очень привязался к Наталье: как ни странно. Она вчера осталась дома на "Планерной", а мне без неё: уже неуютно и кисло, представляете? – я снова подумал и решил на этом закончить. – Ну, ладно, пойду собираться к редактору, пока – пока! – и помахал рукой как большой ребёнок, получилось смешно и очень трогательно:
Мой верный япошка по кличке "Honda" уже довёз меня почти до самой Москвы, спустился с моста окружной дороги и полетел по общей трассе, ведущей в город.
В кармане заиграл мобильник, я достал его и быстро вгляделся.
"Ого! Звонила изменщица Ольга! С чего бы это?! Ответить или нет?! Может дать отбой к чертям собачьим, и пусть сразу поймёт, что не желаю общаться?! А с другой стороны интересно, о чём может говорить это подлое существо?!".
И я отозвался – холодно и безразлично:
– Слушаю.
Она очень робко и осторожно сказала, не сказала, а почти пропела:
– При – и – ве – е – т:
– Добрый день.
– Для кого "добрый", – хмыкнула она, – а для кого: Я тебя не оторвала от романа?. .
– Нет.
– Ты ещё не закончил?. .
– Закончил.
– Поздравляю:
– Слушай, к р а с а в и ц а, я бы на твоём месте постеснялся звонить, неужели не хватает соображенья?
– Как раз – то хватает, чтобы позвонить тебе, объясниться и, в конце концов: извиниться:
– Тебе, по – моему, есть с кем объясняться и перед кем извиняться. Удачи.
– Секунду, Костик! – умоляющим голосом крикнула она. – Значит между нами – всё, кирдык?!
– Кирдык. И прошу мои любимые слова больше не повторять. И вообще не мешай мне – я за рулём.
– Погоди – и – и!!! – она крикнула ещё сильней, и моя барабанная перепонка аж содрогнулась. – Мне не с кем объясняться и не с кем говорить!!! Я стала ЕМУ не нужна как кусок мокрого полена, из которого ничего не сделать!!! Куча таблеток и два костыля – вот мои собеседники!!!
– Это
– твой выбор, я тут не причём. Будь здорова.
– Погоди, дай полсекунды!!! Ты – человек или нет?! ! – и так заспешила, так затрещала, как пулемёт. – Я вчера вечером бродила по квартире, случайно подошла к окну, глянула на улицу и увидела ЕГО со своей сестрой Натальей! Они вышли из машины с большим тортом, двумя бутылками шампанского и зашагали в подъезд!
– Что – что?. . – меня словно пристукнуло по голове тяжёлым предметом, да так, что сердце ёкнуло. – С кем увидела?. .
– Вот – вот, даже ты очумел от его поступка! Я сначала решила, что он ведёт сестру к нам в гости, а лифт поднялся на самый верх в его мастерскую, значит, повёл рисовать её портрет!
– Что – о – о?! – я еле удержал руль.
– То! Он давно плюнул на меня и в эту самую Эль – Фуджейру повезёт теперь сестру!
– Что – о – о?! – на сей раз в моих глазах реально потемнело, и я опасно крутанул баранку руля куда – то вправо.
Соседние машины яростно загудели и закружились рядом со мной.
"Honda" истерично взвизгнула и шарахнулась на обочину.
Секунды промчались одним свистящим мгновеньем – сквозь пелену помутневшего рассудка я разглядел, что стою где – то за асфальтом в полузамёрзшей грязи, а рядом со мной застыло несколько иномарок, чуть ни столкнувшись своими передками. По счастливой случайности никто никого не задел: кто – то рванул в сторону, кто – то вовремя тормознул, кто – то пролетел стрелой и замер. Все четыре машины, перепуганные мной, сгрудились у края трассы.
Выскочив наружу, водители безумно орали в мою сторону:
– Дубина! Если не умеешь болтать по телефону во время езды, не болтай!
– Идиот!
– Твоё счастье, что ни одной царапины!
– Дай ему в морду!
Один из них, самый ретивый уже кинулся ко мне, но подоспевший сотрудник ГИБДД остановил его.
Я будто никого не видел вокруг: медленно открыл дверцу, развернулся как тяжёлый робот, шмякнул ноги на землю и с трудом поднёс мобильник к уху.
– Ну?. . – спросил я онемевшими губами, не выходя из машины.
Ольга испуганно кричала в трубку:
– Что там с тобой?! Что случилось?!
– Затор: Ну?. .
– Что "ну"?! Что с твоим голосом?!
– Затор: Ну, ты всё сказала?. . Говори пока затор:
Она навзрыд заплакала:
– Костик, я глупо обманулась, я как последняя дура беспечно заигралась с этим Юрием Семёнычем, я так виновата перед тобой!
– Ну?. .
– Короче, он не пришёл из мастерской, и всю ночь машина стояла у подъезда, а утром исчезла! Я взяла и поднялась в мастерскую, у меня запасной ключ есть, и точно: лежит Натальин портрет, стоят пустые бутылки шампанского, два бокала, а на диване с двумя подушками разбросаны фотографии сказочных видов Эль – Фуджейры! А ты говоришь – Юрий Семёныч, Юрий Семёныч!
– Ну?. .
И тут в моём мозгу вдруг отчётливо вспыхнула "китайская сценка", она словно разряд молнии так больно резанула моё сознанье, что я даже схватился за голову:
"Вода стремительно затопляла комнату, поднимаясь до самого потолка. Главный Министр Чжоу Дунь беспомощно тонул и задыхался без воздуха, пуская пузыри. Две сестры – наложница Май Цзе и наложница Юй Цзе – бултыхались поодаль и со страхом в глазах глотали воду и хватались за ноги Чжоу Дуня.
Беспредельное отчаянье в лицах говорило о неминуемой гибели всех троих".
Я наконец – то разглядел короткие сапоги, синие шаровары, жёлтую куртку и озабоченный взгляд сотрудника ГИБДД.
– Вам плохо? – спросил он.
Я быстро прошептал в мобильник:
– Всё: сам перезвоню: сейчас перезвоню: – и дал отбой, безжизненно опустив руки и тупо глядя на блюстителя порядка.
– Вам плохо?
– Нет: то есть, да: то есть, ничего – ничего:
– Как же "ничего"? На вас лица нет. Что – плохой разговор?
– Не то слово: сообщили тут: неприятность: – и я сокрушённо помотал головой.
– Я вас понимаю по – человечески, но вы нарушили правила.
Кто – то из водителей смело подсказал:
– Лейтенант, да ты сдери с него штраф в тройном размере, и нам не забудь за моральный ущерб, ещё цацкаться с этой дубиной!
Должно быть мой вид был до того несчастным и до того жалким, что лейтенант тут же заступился:
– Ладно – ладно, я как – нибудь сам разберусь: в тройном или двойном. У вас царапины или вмятины есть? Нет. Тогда взяли, развернулись и спокойно уехали.
– Секунду, а lave за моральный ущерб?!
– Пожалуйста, это ваше право, – согласился лейтенант. – Сейчас вызовем экспертов, всё замерим, восстановим путь движения, зафиксируем на видеокамеру ваши показания во время экстремальной ситуации – кто и что видел. Потом найдём пеших свидетелей, соберём заявленья, протоколы и подадим в суд. В течение десяти дней дело будет рассмотрено, а там уж как пойдёт судопроизводство. Да, про адвокатов мы забыли:
– Лейтенант, – перебил самый ретивый, – а может, без этой волокиты обойдёмся?! Вроде не первый день живём!
– Нет, не обойдёмся. Без волокиты и кошки не рожают.
– Тогда позволь – ка, лейтенант, записать номерок твоего жетона!
– Да ради Бога, – ответил тот и постучал жезлом по металлической бляхе на груди. – Пост номер шестнадцать, двадцать второй квадрат. Позвонишь в нашу справку, тебе там скажут фамилию и даже имя с отчеством. И не забудь грамотно наврать, что я не хотел делиться lave за моральный ущерб.
– Не беспокойся, ты лучше подумай, как сберечь погоны! А вот номер этой дубины мне особо нужен! – он быстро черканул на клочке бумаги номер моей машины и крикнул на ходу. – Слышь, дуб, мы с тобой по поводу lave на днях лично поговорим! – и заспешил к своей иномарке, как и все остальные.
– Не обращайте внимания, – сказал лейтенант. – Я вижу, вы перепуганы всем сразу.
– Да нет, – я протёр ладонью лицо, шумно выдохнул и ответил откровенно, – вообще – то я не из пугливых людей, но здесь: т а к о е: – и кивнул на мобильник.
– Хочу вам дать совет, он очень прост и банален – во время езды никогда не беседуйте по телефону, это опасно для жизни.
– Я не беседовал, я только ответил на звонок.
– Вот видите – "ответил на звонок", и вас так ошарашили, что ваша "Honda" могла бы с десяток трупов наделать. Прошу вас запомнить раз и навсегда: когда вы за рулём, желательно выключать телефон. Вам зачитать статистику, сколько смертей за одну неделю из – за этих мобильников?
– Не надо, давайте я штраф заплачу.
– И что будет? У вас настроение и так на нуле, а возьми я штраф – оно вообще упадёт до минуса, а вам ещё ехать. Да ну вас к лешему, этим штрафом ещё навредишь вам. Послушайте, может эвакуатор вызвать? А может "скорую"?
– Нет – нет, – я сразу встрепенулся и сел за руль. – Товарищ лейтенант, если не возьмёте штраф, то разрешите ехать. Я вам даю слово, что доберусь нормально и прямо сейчас при вас выключу мобильник, – и действительно взял, выключил и показал ему.
Он помолчал, внимательно оглядел меня, козырнул и строго сказал:
– Добро. Буду надеяться, что этого больше не повторится, и что профилактика прошла успешно. Счастливого пути.
– Спасибо, спасибо большое, – я кивнул, захлопнул дверцу, повернул ключ зажиганья и стал осторожно вливаться в общий поток:
Уже в городе, проехав метро "Каширская" и миновав огромный комплекс Онкологического Центра, я тормознул в каком – то тихом переулке, обхватил руль обеими руками, положил на них голову и просидел таким образом целую минуту, потом резко откинулся на спинку кресла, решительно достал мобильник, включил и набрал номер.
– Да – да! – нетерпеливо ворвался Ольгин голос. – Я ждала тебя, я внимательно слушаю, Костик!
Я мирно спросил:
– Ты можешь мне помочь?
– Конечно! – с готовностью сказала она.
– Юрий Семёныч с тобой?
– Только приехал: но мы по разным углам:
– Ничего страшного, – поддержал я. – Ты чего сразу сникла? Ты давай там не кисни, бодрей, бодрей.
– Вот как?! – удивилась она и опять воспрянула духом. – Хорошо – хорошо! Твой тон меня радует! И что?!
– Передай Юрию Семёнычу, а так же позвони Тамаре Петровне, Наталье и сама имей в виду, что сегодня часа в два я хотел бы всех видеть на "Планерной". Я хочу вас собрать, чтобы сказать очень важные и очень тёплые слова.
– Ой, как это здорово и неожиданно! – воскликнула Ольга. – Костик, я расшибусь в доску, но всех соберу, можешь на меня положиться и не волноваться, все будут ждать тебя в два часа на "Планерной"! А мы с тобой поговорим отдельно?!
– Конечно. Только, пожалуйста, не разбивайся в доску, зачем мне говорить с какой – то деревяшкой, – пошутил я.
Она очень довольная хмыкнула:
– Ты какой – то странный! Что за превращенье?! Хотя мне безумно нравится твоя затея, я сделаю всё, как ты прикажешь!
– Молодец, и ещё одно: никаких хлопот, я сам привезу фрукты, шампанское, вино, и посидим за лёгким столом. Поняла меня?
– Я уже же лечу звонить и всем говорить! Уже лечу!
– Лететь не надо, – бережно остановил я, – Оленька, в твоём положении необходимо спокойствие и только спокойствие.
– Ой, "что – то слышится родное в долгой песне ямщика"!
– Ладно, ямщик поехал по делам и на всякий случай позвонит тебе в начале второго. И помни, для меня просто необходима эта встреча.
– Я всё поняла и запомнила, Костик! Боже, скорей бы два часа!
– Уже скоро, пока – пока:
Мой верный япошка наконец – то добрался до старого двухэтажного здания и резко замер у входа. Я вылез из машины, взял целлофановый пакет, в котором лежали страницы романа, и задумчиво пошёл в редакцию.
Поднимаясь по ступенькам крутой лестницы, я вдруг ощутил в затылке и висках сильное напряжение, мои усталые ноги замедлили шаг и дрогнули, руки быстро уцепились за перилла, не дав мне упасть, и в голове снова вспыхнула яркой молнией "китайская сценка" :
"Вода стремительно заполняла комнату, поднимаясь до самого потолка. Главный Министр Чжоу Дунь беспомощно тонул и задыхался без воздуха, пуская пузыри. Две сестры – наложница Май Цзе и наложница Юй Цзе – бултыхались поодаль и со страхом в глазах глотали воду и хватались за ноги Чжоу Дуня.
Беспредельное отчаянье в лицах говорило о неминуемой гибели всех троих".
Я встряхнул головой, поморгал веками, желая освободиться от навязчивой картины, собрался с силами и потащился по тусклому коридору к высокой двери с большой табличкой:
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР Е. А. ПЧЕЛИНЦЕВ
Я постучал и вошёл.
Пчелинцев поднялся из – за стола, отложил книгу и протянул руку, шагнув ко мне:
– Вот он! Вот он! – громко и приветливо воскликнул редактор и загорелся всеми десятью солнцами. – Рад видеть! Здравствуй, Константин Юрич! Очень рад!
– Взаимно! Здравствуйте, Евгений Саныч! – я пожал его ладонь и старался в этот момент быть похожим на него, хотя было очень и очень трудно.