Истории любви наших бабушек. Нина

- Вот, тут за ширмочкой. Я не сильно умею сказать, но не перестаю повторять, ваш... бруст, это что-то особенное, Ниночка! Я жду, без вас не начинаю.

Нина разделась за ширмой, поежилась. В желудке заурчало от голода. Прикрывая рукой «бруст», она привычно прошла к ярко освещенной декорации: портьера малинового бархата, на стене рисунок - греческий портик с белыми колоннами, кипарисы, море. Возле стены стул. Обыкновенный, с облупившимся лаком. Напротив всего этого «шика», фотографический аппарат на треноге.

- Мне присесть, или как?

- Коленочку сюда, и ваш прелесный тухес немного ко мне, вот так. Шляпку... так, замечательно.

Прекратив ее щупать, Соломон Натанович отошел к аппарату.

- Замерли, и ждем птичку...

Когда это унижение со сменой развратных поз закончилось, Нина оделась, и Соломон Натанович, как обычно, устроил торг из-за гонорара.

- Вот, Ниночка, я даю вам от сердца целых три рубля.

- Но...

- Что? Да ви знаете, какую курицу сможете купить за такие большие деньги? Ах, что это будет за курица! Богиня! Ви будете есть ее целую неделю, облизывать ваши прэлестные пальчики, и еще останется, я вас уверяю.

- Но мы договаривались на шесть. .. три это очень мало.

- Ой! Какая ви, все-таки! Зачем ви делаете мне нервы? Вот вам пять рублей и еще... десять копеек. Только ради ваших прекрасных глаз. Больше у меня нет.

- Спасибо.

Соломон Натанович чего-то смущаясь, смотрел на Нину, нервно потирая руки. Облизнув губы, он заговорил громким шепотом:

- Ниночка! Я имею к вам совершенно интэресное предложение. Ви получите двенадцать рублей, если согласитесь.

Нина вопросительно подняла бровь.

- Мы с вами по-прэжнему будем делать фотокарточки, но ви будете с мужчиной. Понимаете? Это дорого стоит... В определенных кругах.

Розовые губки Ниночки разомкнулись от изумления. Во влажных, широко раскрытых карих глазах плескался, перемешиваясь, целый набор чувств - удивление, страх, недоверие и даже брезгливость.

- К-как, с мужчиной...?

- Он вас будет любить со всей страстью, а Соломон в это время, будет ему завидовать и делать красивые снимки.

- Но... я вам не проститутка!

- Ой-вэй! Ниночка! Как ви можете подумать такими мыслями в вашей красивой головке? Я вам буду платить не за продажную любовь, а за искусство!

Этот скользкий еврей был ей противен до тошноты. Но что делать, когда нет ни копейки за душой? Достойную работу сейчас не найти. Да никакую не найти. Прачкой разве много заработаешь? Не хватает даже на самое необходимое. И за угол надо платить. А ела она только вчера, днем.

Нина решилась.

- Пятьдесят рублей.

Соломон Натанович закатил глаза и стал картинно рвать на себе волосы.

- Ниночка! Ви меня рэжете, будто у вас таки есть большой нож... Откуда у бедного еврея такие деньги?. ..Хорошо. Ви мне нравитесь. Только поэтому, я дам вам восемнадцать. Приходите, завтра, непременно, и мы с вами снова будем делать наш гешефт.

- Пятьдесят.

- Двадцать пять.

Она развернулась, и пошла на выход.

- Хорошо, хорошо! Тридцать. Ай-й, я дам вам даже тридцать пять!

Нина, дойдя до двери, остановилась.

- Сорок. А что это будет за мужчина?

- А-а, это Георгий. Жорж. У него, так же как и у вас, временное стеснение в срэдствах.

- А если он чем-то болеет?

Соломон Натанович замахал руками.

- Жорж исключительно положительный молодой человек, такого совсем не может случиться. Таки мне бежать уже за предоплатой?

***

«Соломон Натанович откровенно на мне наживается. Дал пять рублей, а заработает все тридцать пять, а то и больше. Уж на такой товар покупатель найдется. Не зря же он так настойчиво приглашает меня прийти еще и еще. А курица, обычная, между прочим, стоит четыре рубля а не три!»

Ниночка, (оставим ее имя именно таким. Ей оно очень идет из-за очаровательной внешности), лежала на тахте в своей комнатушке два на три, укрывшись теплым платком, и разглядывала потолок.

- Мужчина... - произнесла она вслух, будто пробуя слово на вкус.

«У меня так давно не было мужчины! Как же низко нужно пасть, чтобы быть с кем-то за деньги? Проклятая война! Белые, красные, зеленые. Еще какие-то... Перебейте уже друг друга, и дайте людям спокойно жить! Господи!»

Перед глазами замелькали картинки из далекой, спокойной и такой настоящей жизни. Двенадцатый год, она исполняет «Интродукцию» Сен-Санса. В руках бьется в сладких судорогах смычок, на нее с обожанием смотрит Сашуня. Вот они вдвоем гуляют в парке. Белое платье, кружевной зонтик, запах лаванды. Робкие поцелуи... Кому сейчас нужен Сен-Санс? Разве что, его «Пляска смерти» идеально подойдет к этому сошедшему с ума времени...

Она вспомнила свой первый раз, когда мамхен и папхен укатили в гости до вечера, оставив ее совсем одну. Сначала было больно, а потом так... волшебно и сладко. Сашуня был очень нежен и ласков. А она, дурочка, еще полдня раздумывала, в сомнениях заламывала руки, теряя время. Нет теперь ни той жизни, ни Сашуни...

***

- Ниночка! Безумно рад, что вы решились на такой смелый поступок! Проходите, Жорж уже здесь.

Соломон Натанович заговорщицки подмигнул и приблизив мокрые губы к ее уху, прошептал:

- Весь горит от нетерпения. Жаждет встречи с такой очаровательной девушкой.

И уже громче, чтобы слышал и Жорж:

- Я подожду у себя, вам понадобится врэмя, чтобы настроиться, не так ли? А когда ви рэшитесь, сигнализируйте в колокольчик.

Ниночка робко вошла в мастерскую. Декорации изменились - портьера полностью закрывала рисунок, а возле нее... стояла пышная кровать с горой подушек. У изголовья сидел молодой человек приятной наружности, расслабленно опустив руки. Отвернувшись, он смотрел в пол, боясь поднять взгляд на вошедшую девушку.

- Здравствуйте...

Он оглянулся. Ниночке на мгновение показалось, что между ними проскочила искра. Что-то такое было, да, без сомнений! Мелькнуло в его глазах, и тут же погасло...

- Здравствуйте.

Он вдруг подскочил, и нервно вышагивая на свободном пятачке между кроватью и фотографическим аппаратом, горячо заговорил:

- Вы не подумайте, я только из крайней нужды! Мне это совсем не интересно, даже противно! Я совсем не...

Ниночка его остановила. Подошла к Жоржу, взяла за руку и негромко, на случай если этот еврей вздумал подслушивать, вполголоса проговорила:

- И вы не подумайте, прошу вас. Дошло до того, что я стала голодать. А голод, знаете, такая неприятная штука, что приходится...

Они помолчали, не размыкая рук. Жорж очнувшись от горьких мыслей, крепче сжал ее руку, и с надеждой в голосе спросил:

- я вам неприятен? Если так, то, может быть, вы не хотите... со мой?

- Тогда меня прогонят с квартиры. Через три дня я должна заплатить.

Они сели на кровать. Каждый из них думал о своем, но мысли были удивительно схожи.

«Если бы она оказалась обычной проституткой, я бы сделал все, что нужно, и забыл бы, как страшный сон. Но, она ведь такая же как я, потерянная, заблудившаяся в этой разрухе несчастная женщина...»

«В каком отвратительном месте судьба может свести с человеком, странно похожим на тебя. Он хороший, просто... просто такое время. Я даже рада, что это оказался именно он. Будь на его месте кто-то другой... просто раздвинула бы ноги, и потом постаралась бы забыть».

Ниночка не вставая, начала расстегивать платье.

- Нам придется это сделать. Прошу вас... хотя бы ради меня. У меня нет выбора.

Они лежали среди разбросанных подушек, смотрели друг другу в глаза. Не растерявший еще крепких мышц Жорж, и Ниночка, женственная, с изящной фигурой. У Жоржа заурчало в желудке. Ее желудок тут же отозвался. Молодые люди улыбнулись, но улыбки получились печальные.

- Звоните в колокольчик, Георгий.

- Жорж.

- Вам больше подходит Георгий. Но... звоните.

На звонок примчался запыхавшийся Соломон Натанович, и всплеснув руками, пожаловался:

- я уже сделал себе мнение, что ви таки перэдумали! А что ви имеете такой лимонный вид?

Ниночке надоел этот жизнерадостный кретин. Она подняла голову и проворчала:

- Давайте уже начнем, Соломон Натанович.

- Ну-с, Жорж, будьте любезны, встаньте рядом с кроватью, а Ниночка сядет, свесив ножки.

- Так, отлично! Ниночка, поработайте с молодым человеком, чтобы было похоже, что он вас таки желает.

- Как это?

- Я, еврей Соломон, должен вас учить? Ручками, ручками.

Ниночка, глядя Жоржу в глаза, нащупала его член и приподняла двумя пальцами. Сдвинула кожицу с головки. Жорж зажмурился и

член немедленно начал набирать силу. Она взяла его в кулачок, подвигала рукой.

- Теперь возьмите его в рот.

«Грязный извращенец! Что я делаю? Как я дошла до такого?»

С этими мыслями, Ниночка наклонилась, осторожно обхватила член Жоржа губами.

- Не делайте мне грустное лицо! Улыбайтесь. - крикнул Соломон Натанович из под черной тряпки, наблюдая за ними в объектив.

Ниночка скривила губы в улыбке, не выпуская члена изо рта.

Соломон Натанович заправил пластину и торжественно произнес:

- и-и, замерли! И раз, и два, и три.

- Теперь, садитесь, а Ниночка садится на вас.

Красная от стыда, Ниночка села Жоржу на колени.

- Что ви мне голову морочите? Сядьте на его пэнис!

До сих пор молчавший Жорж, прошептал:

- вы всегда можете отказаться, передумать, не мучайте себя...

Но, не слушая никого, Ниночка широко расставила ноги, и наблюдая за тем, что делает, точно насадилась на член Жоржа. Соломон Натанович снова запричитал:

- Ой-вэй! Оставьте и мне немного! На снимке должно быть видно, кто, и куда сел.

Ниночка привстала, так, чтобы было видно половину члена.

Это издевательство над ее душевным здоровьем продолжалось полчаса. У Ниночки чуть не помутился рассудок, после того, как этот извращенец ставил ее по собачьи, заставлял закидывать ноги Жоржу на плечи, садиться верхом... Но что она могла возразить? Она сама пошла на это, и винить могла только себя.

Закончив, Соломон Натанович радостно потер руки и объявил шабат.

- Можете одеваться. Я подожду у себя.

Когда он скрылся в своей жилой комнате, Ниночка обреченно вздохнула.

- Что теперь с нами будет, Жорж?

- Как честный человек, я должен на вас жениться...

Ниночка, больше ничего не стесняясь, водила пальцами по его груди.

- Это очень неожиданно...

- Я дам вам время подумать.

- Жорж, вы что, серьезно? Но мы ведь совсем не знакомы!

- И на это у нас будет время, Нина. А когда вы мне ответите согласием, я открою вам свою тайну... Нет, не тайну. У меня есть план, но без любимой, он ничего не стоит.

- Как, разве вы меня любите? Как это возможно?

- С первого взгляда, Нина. И я почувствовал, что вы... может быть... тоже.

Ниночка приглашающе раздвинула ноги и потянула Жоржа на себя.

- Жорж, сделайте это. Я хочу без свидетелей. Только вы и я.

***

- Это все, что у меня осталось от прошлой жизни, Ниночка. Я храню их, не смея даже прикоснуться, в надежде, что смогу уехать с любимым человеком за границу. Куда угодно. Зачем мне это все одному? Продав часть, мы сможем выехать, купить два билета в один конец. Из-за нашего происхождения нас никто не будет удерживать.

Ниночка любовалась драгоценностями, играя с ниткой жемчуга, пропуская ее сквозь пальцы.

- А куда ты хочешь уехать, Жорж?

- Сначала в Константинополь, пароходом, а оттуда в Париж.

Она с сомнением посмотрела на свои пальцы, испорченные постоянной стиркой.

- И я снова буду играть на скрипке...

- И у нас будут дети. Много детей.

***

В коридоре было тесно от людей в кожанках, красноармейцев с винтовками, отовсюду слышалось «лига наций», «беженцы», «красный крест». Ниночка, испугано вжавшись в стену, ждала, когда же из кабинета выпустят Жоржа. Наконец, он вышел. Весь красный, но счастливый. Размахивая бумагой с печатями, он радостно сообщил:

- Нина! Мне выдали разрешение! Иди, тебя там ждут.

Ниночка с опаской переступила порог уполномоченного ЧК. Им оказался молодой человек в неизменной для этих людей кожаной куртке, армейских штанах и сапогах.

- З-здравствуйте...

- Проходите, гражданочка.

Он заинтересовано проследил, как Ниночка прошла по просторному кабинету и встала возле его стола.

- Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Ниночка села на край стула, боясь смотреть чекисту в глаза. Он был какой-то... наглый. Слово «похотливый» просто не пришло Ниночке на ум. Чекист встал, молча прошелся по кабинету. Закрыл дверь на ключ, и подошел к Ниночке со спины, сверля ее взглядом.

Она вжала голову в плечи и крепко зажмурилась. Было страшно, до дрожи в коленях. Что ждать от этих большевиков? Она их совсем не знала, предпочитая общаться с совершенно другими людьми. Чекист, наконец-то, подал голос:

- Хочешь сбежать, буржуечка недобитая?

Тон был вежливый, спокойный, но это совсем не вязалось со словами, которые он произносил.

- Кому ты нужна, падаль? Ты враждебный элемент, подлежащий уничтожению.

Ниночка обмерла от таких слов. Но чекист спокойно продолжил, подпустив сердечности и доброты в голос.

- Но мы сейчас добрые. Все жить хотят, даже такие твари, как ты. Хочешь жить?

Ниночка заплакав, часто закивала.

- А к мужу?

- Да...

- Тогда поработай перед отъездом. Как у тебя, манька мохнатая? Или бреешь?

Она громко всхлипнула и тоненько завыла, поняв, что ее ждет.

- Ма-а-лча-ать! - рявкнул чекист, но тут же спокойно добавил:

- раздевайся.

Ниночка встала, боязливо обернулась. Он уже сидел развалившись на потрепанном, когда-то знавшим лучшие годы диване, почесывая член через штаны.

- Ну! Или твой муж уедет один.

Платье сползло с плеч, упало под ноги. Потом рубашка, лиф. Ниночка не решаясь снять панталоны, обхватила себя руками, прикрыв грудь.

«Господи! Мне не было так стыдно даже у Соломона Натановича... Прости, Жорж, это ради нас. Мне придется это сделать. У меня нет выбора».

Стянув и стоптав последнюю преграду, Ниночка выпрямилась, опустив руки.

- Сдобная тетешка! Покрутись-ка.

Чекист маслено улыбаясь и медленно расстегивая ремень, рассматривал, как она поворачивается, давая себя рассмотреть со всех сторон.

- Иди сюда.

Он вывалил член из брюк и молча кивнул, показав на него гладко бритым подбородком. Потянул Ниночку за руку. Она села межу его ног и нерешительно взяла член в руку, посматривая на чекиста, пытаясь понять, что он от нее хочет. Чекист грубо притянул ее голову к члену. Ниночка прикоснулась сомкнутыми губами к этому темнокожему чудовищу, он вдруг начал расправляться, кожа натянулась, став обычного, розового цвета.

Она пыталась относиться к происходящему отстраненно, словно это происходит во сне, в чужих воспоминаниях, но только не сейчас. Не с ней.

«Если постараться и быстро с этим покончить, он же меня тогда быстрее отпустит?»

С этой обнадеживающей мыслью Ниночка глубоко вдохнула, и принялась за отвратительную «процедуру».

Губы раскрылись, принимая внутрь красную головку. Язык, трепеща как воробьиные крылышки, прошелся по ней, проник в маленькую дырочку на самом кончике. Чекист, запрокинув голову на спинку дивана, расслаблено улыбался, поглаживая Ниночку по плечам. Она попробовала полностью взять член в рот, но поперхнулась, закашлялась, тут же получив от чекиста затрещину.

- Ничего не умеете, неженки! Вставай. Иди к столу.

Он заставил ее наклониться и опереться руками о столешницу, накрытую зеленым сукном. Грубо толкнул член внутрь и начал размашисто раскачиваться, покряхтывая от напряжения. Ниночка уже не плакала, ей было все равно. Это была не она, а какой-то другой человек. А она сейчас заберет бумаги с печатями и выйдет к Жоржу. И они уедут отсюда навсегда. От этих страшных людей, от войны, от голода.

Чекист бил бедрами все быстрее и быстрее, намотав на кулак ее волосы. Это продолжалось ужасно долго, внутри начало все гореть от постоянного трения, но Ниночка терпела, сжав зубы. Она решила не доставлять удовольствия своими стонами этому мужлану. Он закряхтел как-то по особенному, остановился, и во влагалище ударила сперма. Еще плевок, еще... еще... еще.... Ниночка сбилась со счета. Член съежился и выпал. Чекист шлепнул ее по заду, заправил штаны и отошел.

- И что он в тебе нашел? Как рыба дохлая. Хватит жопой торговать, не на Молдаванке. Одевайся.

Размашисто черкая в бумагах, подписывая, ставя галочки, он косил на Ниночку, наблюдая, как она одевается. Прокатав пресс-папье, вежливо подал ей документы.

- Все, гражданочка, вы свободны. В смысле, катитесь из Советской России куда подальше. Как говорит один мой знакомый еврей, «сделай так, чтобы я тебя долго искал».

Ниночка наспех вытерла остатки слез, поправила платье и, как можно спокойнее вышла из кабинета.

- Что? Почему так долго, любовь моя?

- Жорж, увези меня скорее отсюда. Хоть в Париж, хоть в Африку!

- С тобой все в порядке?

Опустив глаза, Ниночка покивала и, через силу заставила себя улыбнуться, чувствуя как по ноге стекает липкая сперма.