Гарри Поттер, Драко Малфой и рабыни Хогвартса-9. Часть 3

Гермиона полудремала, свесив голову на грудь. Она так же машинально ласкала себя, но и возбуждение, и стыд, и страх притупила усталость – Гермиона страшно вымоталась за этот безумный день. Расправа над Тонкс, уничтожение остатков репутации, арест и новые издевательства от пары пожирателей смерти...

Звяканье металла привлекло её внимание. Люциус Малфой, брезгливо взяв один из разрушителей – дилдо рабынь – отвинчивал у него основание.

– Да, они полые внутри, – кивнул он девушкам. – И заколдованные чарами расширения пространства – в них помещается намного больше, чем можно предположить по внешнему виду.

Основание металлического самотыка отделилось, и Люциус запустил пальцы в скрытую полость.

– Я знал, что охрана побрезгует тщательно досматривать эти штучки, – сказал он. – Две извращенки принесли с собой любимые игрушки – что тут подозрительного? Так Драко смог передать мне вещи, полезные для побега... и ещё для кое – чего, – он вытащил из разрушителя две волшебные палочки и кусок пергамента. Одну палочку Люциус кинул Белле, и та поймала её с торжествующим возгласом. Пергамент Люциус бросил на пол перед Гермионой и Джинни.

– Узнаёте?

– Разве такое можно забыть, – медленно проговорила Джинни.

Конечно, они узнали этот кусок пергамента. Он был совсем небольшой, и написанные на нём немногочисленные строчки теснились на листе:

"Сим документом Гермиона Грейнджер, дочь Дэна Грейнджера, и Джиневра Уизли, дочь Артура Уизли, передаются в рабство Драко Малфою согласно закону от 1012 года. Подписи рабынь: : (пропуск). Подпись владельца: : (пропуск) ".

– Рабский контракт, такой же, как наш, только без подписи, – сказала Гермиона. Даже смотреть на этот проклятый документ было больно для неё. – Зачем он вам?

– Это копия, – пояснил Люциус. – И я буду очень признателен, если вы её тоже подпишете – такие важные документы негоже хранить в одном экземпляре. Один контракт останется у Драко, другой будет моим, – он сотворил из воздуха перо с чернильницей и протянул их гриффиндоркам. – Вы должны подписать его по своей воле, иначе контракт не вступит в силу. Если вы не будете упорствовать, я обещаю, что сегодня мы вас больше не побеспокоим со своими развлечениями.

Джинни потянулась к перу. Гермиона легко ударила её по руке.

– Ты что? – зашептала Гермиона, наклонившись к подруге. – Нельзя такое подписывать!

– Ты не слышала? Хоть на сегодня они оставят нас в покое, – затараторила Джинни, даже не пытаясь понизить голос. – Потом, один контракт уже существует, какая разница, если будет второй такой же.

– Такая, что нам придётся придумывать, как разрывать уже два контракта сразу, – Гермиона пыталась урезонить подругу.

– Я не могу больше, Гермиона, – Джинни, до того чуть не плакавшая, вдруг сказала это спокойно, уверенно, обречённо, и от этого Гермионе стало ещё хуже. – У меня так болит между ног, а попа болит ещё больше. У меня вкус дерьма во рту, и я не спала уже... Гермиона, нам хоть раз помогло то, что мы сопротивлялись? Давай сделаем, как они хотят.

– Тонкс говорила нам не подписывать контракт, – уцепилась Гермиона за воспоминание.

– И где сейчас та Тонкс? – возразила Джинни. – Сильно она нам помогла?

Гермиона упрямо мотнула головой. Почему – то она была уверена, что сейчас как никогда важно не подчиниться мучителям. Какая – то мысль вертелась на задворках её ума, но как в такой ситуации сосредоточиться на ней...

– Мы не сможем выстоять, – Джинни заглянула Гермионе в глаза.

– Сможем, – мягко сказала Гермиона подруге и вдруг быстро поцеловала её в губы. Джинни удивлённо вздрогнула, но не помешала Гермионе. – Я знаю, ты тоже храбрая, Джинни. Держись.

– Очевидно, это означает "нет", – подытожил Люциус. – Прошу заметить, что я предлагал по – хорошему.

– А я рада, что будет по – плохому! – выкрикнула Беллатриса и стала делать быстрые пассы палочкой. Пирсинги в чувствительных сосках и клиторах девушек завибрировали, и с вибрацией пришло невыносимое магическое возбуждение. Пальцы гриффиндорок сами полезли во влагалища...

– Шаловливые ручки, – улыбнулся Люциус и взмахнул палочкой. – Так не пойдёт.

Из ниоткуда появились верёвки – прочные, грубые, суровые. Они подобно змеям оплели тела Гермионы и Джинни, обжигая трением кожу. Верёвочные петли захлестн

ули ноги над ступнями и задрали их к груди, петли обвязали руки у запястий и выше, зафиксировав их у тела. Верёвки перевязали тела Гермионы и Джинни, и через полминуты те напоминали два мясных ореха в сетке.

Гермиона и Джинни не могли и пошевелиться, не то что дотянуться до болезненно возбуждённых вагин и сосков. Они бестолково дёргались в путах, но от этого верёвки только сильней впивались в кожу.

– А теперь подождём полчасика, пока они не сойдут с ума от невозможности кончить, – сказал Люциус. – Присядь, Белла, я расскажу тебе интересную историю про моего троюродного внучатого дядю Арчибальда и трёх грязнокровок, которые попали в его власть...

ххх

Вероятно, Люциус наложил заклинание и на голосовые связки рабынь. Иначе трудно было объяснить, почему они ещё не сорвали голос.

Их стоны, вероятно, можно было услышать в другом конце Азкабана. Люциусу приходилось перекрикивать их, чтобы рассказывать Беллатрисе. о своём дальнем родственнике.

Между ног гриффиндорок натекли вязкие лужицы. Соски так покраснели, что могли бы загореться. Сейчас бы Гермиона и Джинни отдали бы всё немногое, что у них оставалось на свете, лишь бы их изнывающие пёзды или задницы натянули на чьи – нибудь хуи. Но врезавшиеся в потные тела верёвки не давали им даже поласкать самих себя.

– Думаю, пёзды ни у одной из трёх грязнокровок уже не закрылись никогда, – закончил Люциус историю про Арчибальда. – Смотри – ка, Белла, а шлюхи ещё держатся. Настоящий Гриффиндор – упрямый и неразумный.

– От их криков у меня голова болит, – поморщилась Беллатриса, запустив пальцы в чёрные кудри. – Люциус, дай я ими займусь!

– Пожалуйста, развлекайся, – согласился Люциус. – Это общественные шлюхи, в конце концов.

Белла присела рядом с связанной Джинни, и так посмотрела на голую беспомощную девушку, как натуралист смотрит на мерзкое, но любопытное насекомое. Джинни безуспешно попробовала отползти от пожирательницы.

– Мне интересно, что в тебе нашёл Поттер, – сказала Беллатриса, исследуя руками веснушчатое тело Джинни. – Да, фигурка неплохая, но сиськи маловаты...

Она ногтями подцепила колечки пирсингов в груди Джинни и резко дёрнула вверх. Крик Джинни перешёл почти на ультразвук. Беллатриса так оттянула её соски, что те торчали двумя крутыми горками. Джинни казалось, что сумасшедшая ведьма вот – вот вырвет из неё пирсинги с мясом.

– Но пиздёнка неплохая, – одобрила Белла. Два её пальца теперь сновали во влагалище Джинни. – Рыжая – бесстыжая, ты так течёшь, что твоим соком можно напоить всех страждущих Британии.

Беллатриса извлекла пальцы и, к удивлению Джинни, с причмокиванием облизала их.

– На вкус тоже ничего, – решила Белла. – Что ж, грязнокровочка никогда такого от меня не дождётся – велика честь для такого животного – но в тебе есть чистая кровь, так что получи маленький подарок...

Кудрявая голова Беллатрисы скользнула между ног Джинни, рот припал к вагине гриффиндорки. Джинни ещё сильнее забилась в путах, когда почувствовала язык Беллатрисы внутри себя.

Пока пожирательница играла с Джинни, Люциус занялся её подругой.  

Больше всего Гермиону мучила верёвка, которая затянулась прямо на её влагалище, врезавшись между половых губ. Гермиона отчаянно сжимала бёдра, чтобы суровые скрученные волокна сильнее тёрлись о её клитор, но этим лишь больше распаляла возбуждение. Люциус произнёс заклинание, и вдруг верёвка пришла в движение. Она поползла через промежность Гермионы, и гриффиндорка не сдержала нового стона. Вытянув шею, она заглянула себе между ног – и увидела, что с её попы к животу вместе с верёвкой переползает завязанный на ней узел.

– Этот приём мне тоже подсказал мой троюродный внучатый дядя Арчибальд, – сказал Люциус. Гермиона заочно возненавидела неведомого Арчибальда не меньше самого Люциуса.

Толстый узелок упёрся в возбуждённое влагалище Гермионы. Девушка заскулила и смешно засучила ногами, силясь избежать новой муки.

Ничего не помогало. Узел зацарапал по нежной коже половых губ, медленно раздвигая их и погружаясь в щёлку между них. Гермиону сводило с ума это обжигающее медленное движение материала сквозь её натёртое, зудящее, болезненно чувствительное влагалище. Даже смазка, стекавшая из её вагины по бёдрам, почти не смягчала пытку.

"Ты права, Джинни, – подумала она. – Мы не сможем".