Тетрадь по завещанию. Глава шестнадцатая.
Глава шестнадцатая.
Осторожно, я вышел из автомобиля и огляделся. Царство Бабы-Яги! Поляна, у которой стояла избушка с высоким крыльцом, почти на курьих ножках, была словно под колпаком - большой, сотканный из солнечных лучей и перевернутый граненый стакан, что имел четкие грани-границы, а за ними чернел густой лес с всполошившимся вороньем. Или мне это лишь показалось?
Последнее время ничего удивительного в деформации моего сознания я не находил, точно так же как истинно душевнобольной никогда не считает себя таковым. Единственно, чувство самосохранения у меня еще осталось на прежнем уровне - циника. По собственной шкале почти животного страха, я по высшей категории оценил то, что не увидел, а скорее почувствовал.
Как только, покорно следуя за женщиной с клюкой, мы с Тиной сделали от автомобиля несколько шагов, на него наползла тень - то ли «стакан» передвинулся, то ли поляна провернулась, будто помост сцены в театре драмы, подставляя под осветительные приборы иные декорации. Мое отражение во мне, это точно знало и, в отличие от меня, не видело в том ничего необычного.
- Ты, милок, от своего отражения, что Земля-Вода тебя наделила, не отставай, - проговорила она, не оборачиваясь, осторожно ступая по зеленой траве, словно ведя нас по минному полю. - А то, ни равён час, худо может случиться.
- Какое худо?! - спросил я Тину, но она лишь опустила зеленые очи и не ответила.
- Мало ли! - продолжила женщина, по-прежнему идя впереди, к нам спиной. - Земля, к примеру, под тобой разверзнется да поглотит или коршун черный налетит, растерзает. Оберега на тебя нет, лишь отражение ты - любовь Тины, тебя спасает. Но, девонька наша, силу Рода утеряла, опять же из-за любви к тебе, вот и стремиться оно, отражение, покинуть твое тело.
- Земля, коршун... разверзнется, растерзает... Куда ж мне смотреть? По ноги или на небо?!
- Прямо, милок... Да уже и пришли. Вот мои, а тепереча, временно, и ваши хоромы... Внутри опаски нет, но зайти в них можно лишь оставив одежду.
Женщина обернулась, первый раз за весь наш путь к ее дому.
- Как «оставив»? - я снова посмотрел на Тину.
- На мне и нет ничего, плащ только - ответила она, словно я ее спросил: согласна ли она раздеться?
Впрочем, Тине было проще, среди них я был один мужчина и голой я уже ее видел. А мне?..
Это были не воспоминания, словно меня перекинуло во времени...
Перед выборами в губернаторы, одним кандидатом в которые, был и муж Гелены, заперла она меня на три дня в глухую деревеньку. Якобы по делам газеты, но с одной лишь целью - агитсоблазн всех имеющихся там женщин, от восемнадцати до семидесяти, с обещаниями что-то вроде - каждой корове по быку, но без практической стороны вопроса. Выдавая мне солидные командировочные, Гелена сразу предупредила: от тебя только теория, никакой практики. Иначе проголосует за ее мужа одна, две, три... если успею, если не перессорятся, узнав об еще счастливых соперницах, а остальные - будут голосовать против. Такой результат не годиться
Бизнес-вуман, хищница и сексуальная баба, красивая, умная, такая профи-стерва, Гелена была права. Иначе, она бы отдала меня на племя, разложила семенами «Антошка» по красивым пакетикам и подарила бы одиночкам всего города - области! не раздумывая. Лишь обещанием - все будет, но после выборов, я должен был за короткое время настроить на нужную волну всех страдающих без мужского внимания баб, далекой от магистральных трасс с дальнобойщиками деревни.
Но, теория от практики всегда несколько отлична, в практике невозможно предусмотреть все. Так и получилось. Уставший, от многочисленных обещаний долгой совместной жизни, пошел я в баню - смыть грех лжи и приободрить свое молодое тело. Тут-то меня и подкараулил господин случай, в роли которого выступила вовсе не одинокая бабенка, а жена местного продовольственного магната, владельца местного сельпо - тучная, килограмм сто в голом виде...
Отнекиваться было бесполезно. Во-первых, ей совсем были не нужны радужные виды замужества, а во-вторых - уговорив мужа закрыть магазин в день выборов, она быстро бы обратила мои трехдневные старания во благо одного кандидата в губернаторы, в пользу другого.
Так она и сделала, победителем на выборах, в отдельно взятой деревне, оказался ее дальний родственник. Но тогда, приплюснутый к стене ее роскошным обнаженным бюстом, я еще не знал, что по приезду, попаду под гнев Гелены и не за адюльтер в бане - за полный провал операции «соблазн». Оправдала меня лишь одно, разведка Гелены плохо сработала, и было, заранее, бесполезно ехать в ту деревню, где все свои и голосуют только за своего. Меня поимели почти все одинокие деревенские бабы конфетно-цветочно, а их предводительница, я бы сказал атаманша - физически, выжала, высосала из меня семени, словно быка с ведром подоила.
Дебелое тело жены владельца сельпо еще долго приходило ко мне в кошмарных снах и имело мое тело, как хотело. Только со временем, в виде компенсации, утверждаясь в объятиях Гелены, я стал забывать нанесенную моему мужскому эго травму. Но сейчас, приковав мой взгляд к улыбке женщины пенсионного возраста, оно, тело жены хозяина сельского магазина с шикарным увесистым бюстом, снова почти раздавило меня на составные.
- И вы... вы тоже «оставив»? - промямлил я, совсем уж не голосом бабника, циника и эгоиста - испугавшегося мальчика.
- И я... - ответила она, мягким голосом выжимая с моего лба каплю холодного пота. - Живая, чай, не мертвая...
- Некрофилия не наш стиль! - выдал я прямо ей в глаза и, возвращаясь к себе - в обитель циника и эгоиста, словно мягкотелая улитка в прочную раковину, и почувствовал себя лучше.
Женщина посмотрела на Тину с вопросом, та подбежала к ней и прошептала значение незнакомого в данном мире слова «некрофилия», тихо на ухо.
- Аглая я!.. - жестко ответила женщина, мне. - Смотри, милок, опосля, не пожалей о сказанном!
- Никогда! - высунулся я из своей раковины циника, один раз поимели меня деревенские бабы, скопом, и мне полагалось этого вполне достаточно.
- Думаешь, я, старая, на твой Огнь позарилась?! Ну-ка, Тина, скинь плащ...
Тина подчинилась Аглае безропотно. Сняла, подала ей, оставшись обнаженной. Та взошла на крыльцо, открыла дверь в избу.
- Смотри!..
Бросила в проем плащ - он мгновенно вспыхнул и сгорел, не успев упасть на полотняную половицу за порогом. Ни дыма, ни запаха гари - из изб
ы шел дух свежеиспеченного хлеба.
- А мы как же, Аглая? - спросила Тина, поскольку у меня слова застряли в горле и не собирались его покидать.
- Хотите пеплом по ветру разлететься - ступайте за порог одетыми. А нет! Одежду здесь оставляйте.
- Тин, я переночую в машине, - наконец-то выдавил я из себя.
- Не получится, - усмехнулась Аглая. - Тень, милок, тебе на пятки наступает. Долго солнце над поляной, даже я держать не в состоянии. А без его лучей ты сам в тень обратишься. Раньше нужно было вертаться, когда у Земли-Воды отражения просили, входа к нам!
- Тогда, я первая! - вызвалась Тина.
- Ишь ты - заступница! А чего же твой сокол ясный?! За девичью смелость так и дальше хорониться станет?!
Меня словно кипятком обдало - трус! Алиса застрелилась, а я не смог, не смог... Не помню, как разделся, как оказался на крыльце...
Остановила меня ладонь Аглаи, мягко прислоненная к моей груди.
- Погодь... Плохо ты хитро-мудрости наши ведаешь. Узнал что в одежде нельзя, а голым можно и вперед... Этак и нечисть в дом попадет, она и вовсе одежды не знает.
- Чего еще?! - распалился я не на шутку. - Слово заветное нужно сказать? Или Огнем, светочем чистым, на косяк брызнуть?!
- Это кто ж тебя, милок, надоумил, Огнем да пороги метить! Коту подобно, успеешь брызнуть... И про слово заветное, кто прознать, выведать может. Да, они давно уже все в сказках - известней некуда.
- Так как же?
- Кто в дом первым, завсегда правой ногой, ступает? Чтобы пригласить в него гостей своих да угостить.
- Хозяин?
- Дурень ты, милок. Хозяин завсегда последний заходит - ворота закрывает, гостей уважением ублажает.
- Хозяйка! - выкрикнула Тина, вынырнув носом из-за моего плеча.
- Не печалься, - нарочито с грустью, проговорила Аглая. - С умной женой и муж поумнеет. Твоя Правь, Тина. И первой в избу пойду я. Позади, аль впереди меня, а никакая нечисть не прокрадется - не пущу и все!
В преддверии, что Аглая, пожилая женщина, сейчас начнет обнажаться, я зажмурился и хотел отвернуться.
- Стой! - остановила она меня. - Смотри только вперед! За тобой и Тиной - Тень!
- Боюсь ослепнуть от вашей красоты... - не смог не поёрничать я.
- А ты, милок, не такой уж и дурень! Про то, что очей лишиться можешь - сам догадался и Тина шепнула?
- Догадался, до чего?!
- Ладно, не буду я тебя слепить, хоть ты того своим длинным языком и сполна заслужил...
Я промолчал, почувствовал - кулачек Тины ткнул мне в бок. Аглая же тем временем вскинула правую руку, взмахнула маленьким платочком и произнесла:
- Тело мое спелое назад обернись, да в четверть девичьей красы-силы покажись!
Я оторопел. Передо мной стояла молодая, красивая и обнаженная Аглая, ее точеный стан завораживал, груди от выдоха приподнялись, соски чуть набухли от наслаждения - наблюдать и чувствовать, что творилось со мной и с моим «красавчиком». Который выдавая меня не преминул среагировать и, подпрыгнув, ударил головкой по ее чуть влажной промежности. Вызвав тем у нее румянец и легкое, но благодарное смущение. Женщина, даже если она из иного мира - все равно женщина. Кулачок Тины уперся мне в бок еще сильнее...
- И этого, видно для тебя многовато... - одарив Тину виноватым взглядом, проговорила она. - Даже и не знаю, как быть, и так самым махоньким платочком взмахнула.
Тина выдалась вперед, рукой завела моего твердого «коня» за себя, уперев его в свои упругие, теплые ягодицы, и что-то шепнула Аглае. Та улыбнулась, совсем по-девичьи засмеялась и кивнула.
- Сейчас, только выберу подходящий наряд.
Она снова взмахнула платочком и оказалась усыпана полевыми цветами, которые рябили у меня в глазах яркой пестротой и мешали моим мыслям стать греховными. С усилием, я все же рассмотрел, что это не совсем цветы – рисунок боди-арт, но перенапряжение глазных яблок стоило мне минуты слепоты.
Мой «конь», опадая, скользнул по попе Тины и превратился в маленького жеребенка. В благодарность, Тина чмокнула меня в щеку и, поводырем - теперь за руку, повела в избу.
- Заходите, гости дорогие... - услышал я хозяйку дома, переступая порог.
Мои голые пятки не поджарились, я прозрел, но смотреть на Аглаю опасался. Она усадила нас с Тиной за дубовый стол, уставленный сытными, но не прихотливыми яствами - накормила, напоила...
- Теперь, гости дорогие, пора и спать почивать, - проговорила она, зевая. - В доме моем перегорода нет, комнат, стало быть, тоже. Все как ранее было - лавки у глухой стены, постель - перина, подушки, на них. Сильно не шалите, а то кровь во мне, милок, от тебя взыграла... Ну, все, я на печку, косточки... - Аглая улыбнулась - молодые, теплом вместо парня обдать. Со стола, Тина, не убирай - то, для домового.
- А рассказать? - остановила ее Тина.
- Чего ж услышать хотите? Куда узнать путь-дорогу?
Сказала она как-то уж совсем странно - «У» было отдельно от «слышать» и «знать», через краткую паузу.
- К Сполохе... - резко ответил я.
Точно Баба-Яга, сейчас вынет из кудрявого тайника меж ног путеводный клубочек... Не вынула, переспросила:
- К бегущей впереди Солнца?!
- Да... - подтвердила мое желание Тина.
- Страшен тот рассказ, не глядя на ночь, его слушать...
- А утром и не скажите, - настоял я. - Накормила, напоила, спать уложила – на заре выпроводила...
- Верно, не скажу, милок... нет такого. И далее - не будет. Но, коль трижды вели спрос - так и быть... Тина, ну-ка залезь на печь. Там, под подушкой, серебряное блюдо - принеси.
Мысленно, подчитал - сначала спросил я, потом Тина, и снова настоял я - трижды! Баба-Яга! Дальше слова вырвались у меня вслух:
- Древний навигатор - наливное яблочко по блюдечку...
- Чудной ты, сокол ясный! - оборвала меня Аглая. Все хочешь правду познать, то ли будущее, то ли прошлое увидеть спешишь! Ну, так ведай...
Она взмахнула рукой.
Я сидел у печи - стоявшей остовом, высокой трубой уходящей к небу, голой задницей на еще теплых углях сгоревшего дома. Вдыхал запах паленого мяса, ноздри забила удушливая гарь, а невдалеке, по реке течением, несло лодку. В ней лежала Алиса - военврач третьего ранга Сполохова, гимнастерка на ее левой груди топорщилась от засохшей крови, синие глаза смотрели прямо на меня - остановившимся, мертвым взором...