Тетрадь по завещанию. Глава восьмая.

Глава восьмая.

Вилку я довез до редакции. Она кинула мне пока-пока, и дернулась выйти из автомобиля.

- А где ласковое: мой милый дрочер? - придержав её, спросил я.

- Обиделась...

- На меня?

- То поехали, то отъехали! Антон, между прочим, из-за тебя я всю ночь не спала и никакой благодарности! А теперь, еще нотации Гелены выслушивать, тебя отмазывать!

- А мне понравилось...

- Издеваться надо мною?

- Как ты меня ласкала, Русалка-Вила...

Вилка покрутила пальцем у виска и покинула автомобиль, бросив:

- Уезжай, дурень, пока Гелены нет... Еще один день тебе на подурковать. Завтра я тебя прикрывать не стану. Хоть потоп, а на работу выходи...

Не прошло... То ли действительно ничего не было, то ли Вилка крепкий орешек и раскалываться не собирается. Может, я вообще лежу на больничной койке и от многочисленных уколов ловлю глюки с военно-сексуальным уклоном?

Посмотрел на заднее сидение - не валяется ли МГ-34. Но, там лежал пакет с продуктами, заботливо прихваченный из больницы и оставленный мне Вилкой.

- Русалка-Вила! А еще - нет-нет! Я - не я, и шаловливая ручка не моя! А по сути - заботится обо, мне как о младшем братишке.

Так захотелось есть.

Если мне подарили день дурака, почему бы не провести его в хмельном угаре. Заехал в супермаркет, купил литровую бутылку водки и домой.

Поднимаясь по лестничному маршу, на подоконнике окна подъезда своей старой хрущевки, в пролете чуть выше своей квартиры, я увидел Тину. Она сидела, обняв картину в раме из красного дерева. Держала изображением к себе, но я почему-то сразу догадался, что это «Бегущая впереди солнца», Сполоха.

- Сейчас вы скажете, что являетесь моей дальней родственницей из-под Брянска - сам не ожидая от себя, как-то зло, произнес я. - От тетки Матрёны, или еще какой бабы...

- Нет... - тихо произнесла она.

- Тогда - вы уличная художница...

- Я дар потеряла... - так же тихо, снова сказала Тина и с грустью посмотрела на меня.

Глаза у нее были зеленые, но в них не шумели дубравы, не гнул травы ветер... Просто зеленые, печальные.

Я открыл входную дверь своей берлоги.

- Заходите...

Стройная Тина, в светло-бежевом длиннополом плаще, проскользнула в прихожую вместе с объемной картиной, не задев ни меня - ни стоявшего у моих ног пакета с продуктами, ни бутылки, что я держал в свободной от ключей руке. Скинула с ног туфли, без проса, прошла в комнату и вернулась уже без картины. Выдохнула, улыбнулась.

Я заглянул в комнату. Прямо над сексодромом висела «Бегущая впереди солнца». Прочно висела.

- Похоже, вы меня обманули, насчет потери... Чтобы так «привинтить» к стене полотно в тяжеленной рамочке немереная сила нужна, да и половину дня возиться надо.

- Это желание Деда. Не мое... Его сила. Я с ней всю ночь просидела в обнимку, пока вас ждала.

- Поставили бы.

- Не могла. Дед не велел...

- А где дед?

- Он ушел...

- Понятно...

Куда ушел дед, я спрашивать не стал. Не разуваясь, отправился на кухню. Не разбирая, сунул пакет с продуктами в холодильник, водку - в морозилку. Тина смотрела за моими действиями с интересом птички попавшей в необустроенное гнездышко. Я вернулся в прихожую, снял куртку, повесил, скинул туфли.

- Так и будете стоять?

- А что можно остаться?

- Да. Если мы будем на «ты».

Тина улыбнулась и вынула из кармана плаща согнутую вдвое общую тетрадь, подала.

- Это вам... то есть, тебе... Дед завещал, перед уходом.

Вожделенная тетрадь снова шла мне в руки и снова, я к ней охладел. Взял у Тины, бросил на сексодром, следом уронил свое уставшее тело, проваливаясь в сон...

****

Стягивая пулемет с широкого подоконника в хлам разбитого окна, я присел и прислонился вспотевшей спиной к прохладной стене старинной кирпичной кладки.

По длинному коридору, заваленному деревянными потолочными балками, обломками оконных рам, кусками штукатурки и битым стеклом, ко мне пробиралась Алиса, пригибаясь чтобы быть ниже оконных проемов. Она сняла операционный халат, даже в адской суматохе нашла время переодеться и была в гимнастерке защитного цвета с одной шпалой в петлице, туго перепоясанной офицерским ремнем, хлопчатобумажной юбке и ботиночках, - огненно-рыжие волосы, коса, спрятаны под темно-синий берет с красной звездой. В руке Алиса держала ТТ.

Присела рядом.

- Нет больше раненых! Полуторку огнеметом сожгли - нелюди! Это вам, Антон, - подала пистолет и запасную обойму. - Мне как военврачу третьего ранга положен, но я не умею им пользоваться, а вы умеете. Я видела...

- А как же вы, Алиса!

- Отдайте мне свой наган.

- Он без патрон.

- У меня есть... один, - она расстегнула пуговку на правом нагрудном кармане гимнастерки и вынула патрон для нагана. - Только зарядите сами. Прокрутите барабан так, чтобы сразу... Боюсь, на второй раз у меня духу не хватит.

Не задавая глупых вопросов, я сделал всё, как просила Алиса. Мы, молча, обменялись страшными подарками.

- Как вы полагаете, Антон, они скоро повторят попытку?

- Думаю, пока то, да сё, перегруппируются - полчаса тишины у нас будет...

- Полчаса тишины... - выдохнула она и прижалась ко мне.

- У вас есть зеркальце? - спросил я.

Военврач третьего ранга отпрянула, посмотрела в мои глаза, совершенно забыв о войне, и с улыбкой ответила:

- Есть... маленькое...

- Дайте...

Алиса расстегнула второй нагрудный карман - левый, и вынула комсомольский билет, раскрыла. Меж страниц лежало прямоугольное зеркало, вырезанное в точный размер билета. Я взял и, стараясь не высовываться, определил на подоконнике так, чтобы был виден весь двор - нечто вроде з

еркала заднего вида.

Вернулся к Алисе.

- Какой вы умный, Антон! Я ни за что бы недодумалась!

- Товарищ капитан медицинской службы, давай на «ты»...

- Давай, товарищ старший лейтенант, - она снова прижалась ко мне, впитывая меня своим телом. - Знаешь, а мне жаль, что такой отважный парень, летчик-истребитель, и не мой. Что, я не твоя рыжая...

- Вполмнила...

- Антон, я, правда, каюсь, что не отправила тебя в полк. Ты мне понравился... Хотелось, хотя денёк, с тобой пообщаться...

- Это признание?

- Да... Чего уж теперь. Полчаса осталось...

- А почему Алиса? Чужая, другая...

- Ты латынь знаешь?!

- Немного...

- У меня мама медик, папа - профессор медицины. Латынь в нашей семье второй, домашний язык. Кроме того, мама, с детства обожает сказку Льюиса Кэрролла про Алису. - Она снова достала комсомольский билет и меж его страниц нашла фотографию. - Вот. Это я с папой перед отправкой после мединститута меня на службу в РККА - июнь прошлого года.

Сколько раз девушки присылали мне по электронной почте свои фото - полуобнаженные, обнаженные, с курортов, сколько раз я и сам им делал портфолио, но ни одна не зацепила меня так, как эта черно-белая фотография. У входа в городской парк стоят и щурятся на солнце отец, - в белых парусиновых штанах, тенниске и соломенной шляпе, и дочь - в новенькой форме военврача третьего ранга РККА.

Отдал. Смахнул повлажневшую пыль с лица.

- Алис...

- Да...

- Ты с патроном не спеши...

- Не буду... - она спрятала фото в комсомольский билет и сунула в карман на девичьей груди, прикрыв им еще не любившее сердце, застегнула пуговку, прижалась ко мне - Ты счастливый, я знаю...

- И я, Алиса, знал... А теперь...

- Поцелуй меня... - тихо произнесла она.

Ответом, в зеркальце мелькнула немецкая каска - вдалеке, у ворот.

- Всё... кончилась тишина...

Я вытянул ствол пулемета на подоконник, плотно прижал приклад к плечу, дал очередь...

****

Проснулся, приподнялся на сексодроме на обеих руках, словно решил отжаться, перекинулся на спину, приподнял голову. Прямо передо мною находилась девичья попка в коротеньких обтягивающих шортиках. Чуть виднелись дольки ягодиц.

- Ты что делаешь? - спросил я.

- Ой! - Тина выпрямилась с веником в руках, повернулась, покраснела. - Я думала вы... ты спишь. Решила немного прибрать.

- А веник где взяла?

- У соседки попросила... Еще, в ванной, трусы женские на полу были - красные, так я их выбросила! Надеюсь, они не дороги тебе как память?

- Долго я спал?

- Минут тридцать...

- И ты за полчаса успела обследовать и продезинфицировать мою берлогу?!

Тина хмыкнула.

- Руки у меня же никто не отобрал...

- Ноги и все остальное, тоже...

- Я думала, ты спал! - краснея и отворачиваясь, обидчиво произнесла она

- Где тетрадь?

- Я тебе ее отдала...

- А я - куда ее дел?

Тина подошла к сексодрому осмотрела все вокруг меня...

- Она под тобой... Иди на кухню, а я пока здесь приберу.

Я вытащил из-под поясницы тетрадь, сполз ногами с сексадрома и отправился на кухню, ловя себя на мысли, что слушаюсь эту зеленоглазую девчонку. Чтобы утвердится в обратном, бросил уже стоя у холодильника.

- Чем в таких шортиках, лучше совсем без них! Голая попа меньше внимания привлекает - четвертый закон самца.

- Сам придумал? - послышалось из комнаты.

- Только что...

- Держи взгляд самца голодным - проговорила Тина, выглянув из комнаты с веником, - второй закон самки...

- А какой первый?

- Первый закон самки гласит: держи самца!

- Мудро...

Я стянул с себя свитер, повесил на спинку стула и сел к кухонному столу. Первый раз за много лет на него можно было положить тетрадь, не опасаясь вляпаться во что-то жирное или сладкое. Все было чисто, лишь цветов не хватало для полной идиллии. Но думаю, завтра и они появятся.

Я раскрыл тетрадь и стал жадно просматривать текст. Прибытие в авиаполк, крепкая мужская дружба с ведомым Сашкой, знакомство на комсомольском собрании с какой-то Лидой. Начало войны. Первый боевой вылет...

- Тина! В тетради нет ничего о госпитале!

Она вышла из ванной с ведром воды, поставила на пол, бросила туда тряпку.

- Каком еще госпитале?

- Ну, госпитале! Первые дни войны, военврач третьего ранга Алиса Сполохова, авионалет, немцы. Она попросила у меня наган - застрелится. Показывала фото, где они с отцом в городском саду, за год до войны...

Тина села рядом со мной, взяла меня за руку и проговорила:

- Антон, не обижайся, но водку, я вылила в раковину...

- Матрона сказала, что больше ветерана нет. Теперь только я в настоящем и я в прошлом. Стало быть, мы с тобой сидим, говорим на кухне и в тоже время - я и Алиса, там в госпитале! Тина, я схожу с ума! Чародейка говорила, тетрадь поможет - где она поможет?! Где! - я со злостью перетряхнул рукопись ветерана.

Тина обняла меня, стала ласкать губами, покрывая лицо мелкими поцелуями. Нашла мои уста и остановила крик.

Мы целовались, сначала жадно, после спокойно, а потом смотрели друг другу в глаза, соприкоснувшись любами.

- Ты не хочешь меня... - тихо спросила Тина.

- Хочу... хочу понять, что значат мои сны...

- Закончу с полом и заварю чай...

Тина встала, взяла ведро и ушла в комнату, оставив меня с чувством, что сегодня я рассорился со всеми своими девчонками. Кроме одной, которой, возможно, жить осталось до последнего патрона в подаренном ею мне пистолете.

Со злостью на себя, на мир, я открыл тетрадь, найти в ней хоть что-нибудь и зацепиться, как утопающий за соломинку...